Богач, бедняк. Ирвин Шоу
устроил заваруху, если уж отец раскошелился на пятьдесят долларов. Раз он достал из кармана пятьдесят зелененьких, значит, произошло нечто грандиозное.
– Я попался на шпионаже в пользу японцев, – спокойно произнес Томас.
– Ну ты даешь!
Дальше, до самой автобусной остановки, они шли молча. Когда они приехали в Графтон, Рудольф пошел на вокзал за билетом, а Томас сел на скамейку в тени, в небольшом саду напротив. Очередной поезд в Олбани отправлялся через четверть часа, и Рудольф купил билет у сухонького кассира с зеленым козырьком над глазами. Он не купил билет до Кливленда с пересадкой. Отец предупредил, что никто не должен знать, куда отправляется Томас, поэтому билет надо брать только до Олбани, а там он купит себе билет сам.
Получая в кассе сдачу, Рудольф подумал, не взять ли билет и себе, но в противоположную сторону, до Нью-Йорка. Почему Томас должен первым уехать из дому? Но, конечно, себе билета в Нью-Йорк Рудольф не купил. Он вышел из вокзала и пошел мимо машин-такси 1939 года, где за рулем в ожидании очередного поезда дремали шоферы. Томас сидел на скамейке под деревом, широко расставив ноги. Выглядел он совершенно спокойным, словно ничего особенного с ним не произошло. Рудольф огляделся вокруг и, убедившись, что на них никто не смотрит, протянул брату билет. Тот небрежно взглянул на него.
– Спрячь, спрячь его, – быстро сказал Рудольф. – Вот тебе сдача – сорок два доллара пятьдесят центов. Насколько я понимаю, у тебя еще порядком останется после того, как ты купишь билет в Олбани.
Томас, не считая, сунул деньги в карман.
– У старика, наверное, кровь почернела, когда он доставал их из своего тайника. Ты, случаем, не видел, где он их прячет?
– Нет.
– Жаль. А то я мог бы как-нибудь темной ночкой вернуться и его грабануть. Впрочем, если бы ты и знал, все равно бы не сказал. Не такой человек мой братец Рудольф!
Неподалеку от них остановилась маленькая двухместная машина. Из нее вышли девушка в голубом платье и высокий загорелый, словно только что вернувшийся из пустыни, лейтенант военно-воздушных сил. Они поднялись на платформу, остановились в тени кафельного навеса и поцеловались. У лейтенанта были медали и эмблема летчика на эйзенхауэровке, в руках была плотно упакованная сумка. Глядя на него, Рудольфу почудилось, что он слышит в небе гул тысячи моторов. И снова он пожалел, что поздно родился и не участвовал в войне.
– Поцелуй меня, дорогая, я бомбил Токио! – выкрикнул Том.
– Чего ради ты паясничаешь?
– Послушай, ты уже с кем-нибудь переспал? – поинтересовался Томас.
В словах брата Рудольф услышал эхо вопроса, заданного отцом в тот день, когда он ударил мисс Лено, и это возмутило его.
– А тебе какое дело?
– Никакого, – пожал плечами брат, провожая глазами пару, исчезнувшую в здании вокзала. – Просто я подумал, что, раз уж уезжаю надолго, может, нам не мешает поговорить по душам.
– Ну, если