Янка при дворе царя Петра. Светлана Меркина
говорил, смело, что ли. А клеща я ему завтра припомню, – снова гневно пообещал он.
– И все ж странно, – покачал головой Алексашка.
– Что странно? – не понял Петр.
– Странно, что напал он на тебя, когда народ рядом был. Ведь обычно-то как.
– Н-да, – Петр дернул бровью. – Получается и нападение, а с другой стороны – не опытно как-то.
– Вот и дело-то, – вздохнул Меньшиков.
– А может, он просто за Якима вступился? – раздумчиво сказал Петр. – Вот чую, свой он!
– Ладно, мин херц, утро вечера удалее.
– Да и то, не рано, я чай, – согласился Петр. – Стели постель, что ли?
Вошел денщик, поклонился:
– Государь, царица-матушка к вечерне просят.
– Иду! – раздраженно буркнул Петр. Дернул головой и вышел из комнаты.
Сумерки спустились на землю. В амбаре у Янки тоже стало темно. Она сидела, тихонько наигрывая на гитаре. Плеер она не включала по таким соображениям: еще и в колдовстве обвинят, тогда точно не оправдаешься. Есть уже не хотелось, но было скучно. Вдруг у окошка кто-то зашуршал. Янка прекратила играть и прислушалась.
– Янка, Янушек! – раздался за окошком осторожный шепот. Янка прильнула к окну.
– Якимка, ты? – тоже шепотом спросила она.
– Я, – Яким прильнул к окошку, в темноте блестели только глаза.
– Ну, сидишь? – спросил Яким.
– Сижу, – вздохнула Янка, – Я, кажется, здорово влип.
– Не бойсь, може обойдется, – подбодрил Яким.
– Стараюсь, – вздохнула Янка.
– Спасибо тебе, что вступился. После государь меня боле не тронул, – сказал Яким. – А ты вправду, что ль от Софьи?
– Так вот в чем дело, – Янка облегченно вздохнула, – Нет, Яким, я всего лишь не мог позволить, чтобы при мне унизили человеческое достоинство.
– Чего? – не понял Яким.
– Ну, царь тебя бил?
– Так то его воля. Я же виноват был.
– Ну вот, а мне воспитание не позволило на это спокойно смотреть.
– Худо тебе будет, ежели не оправдаешься, – озабоченно сказал Яким.
– Я постараюсь, – улыбнулась в темноте Янка.
– Да, чуть не забыл, – всполошился Яким, – я ж тебе поесть принес! Голодный, поди? На, вот, возьми, – он сунул в окно кусок пирога.
– Спасибо! – благодарно шепнула Янка, хотела еще что-то добавить, но не успела.
– Якимка! – раздался в темноте Алексашкин голос. – Где ты, черт, ходишь?
– Я пошел, – прошептал Яким и скрылся в темноте. Янка прислушалась к его удаляющимся шагам. Донесся негромкий разговор.
– Где бродишь? – недовольно спросил Меньшиков.
– До ветру ходил, – отозвался Яким. Хлопнула дверь. Заскрипели ступеньки: кто-то спустился, пошел по траве. Она зашелестела. Подошел к амбару. Встал у окна. Янка замерла.
– Э, Янка! – это был Меньшиков. Янка молчала. В ней вскипала злость на Алексашку. Он прислушался.
– Молчишь? – он усмехнулся. – Молчишь, не знаешь,