Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках. Петр Стефанович
монастыря. К датировке 2-го Жития и «Бесед» второй половиной или даже концом XI в. (то есть незадолго до ликвидации славянских богослужения и библиотеки в монастыре в 1096 г.) лингвистов склоняет сочетание «большого числа богемизмов» и слов и выражений, происходящих «из других славянских областей и до этого времени неизвестных в чешской церковнославянской продукции»[328]. В частности, обнаруживаются совпадения в лексике и некоторых чертах синтаксиса с болгарской литературой («Шестодневом» Иоанна Экзарха). Переводчики, работавшие в Сазавском монастыре, явно были знакомы «с широким кругом церковнославянской письменности». Как с полным основанием предполагает Э. Благова, реализоваться это знакомство могло прежде всего благодаря связям монастыря с другими центрами славянской письменности. Из таких связей документально засвидетельствованы контакты с Киево-Печерским монастырём, а также пребывание монахов, выгнанных из Сазавы, в 1056–1061 гг. в одном из православных монастырей Венгрии, скорее всего, в вышеградском монастыре св. Андрея, который, как предполагают, был основан по инициативе или при участии Анастасии, русской жены венгерского короля Андрея[329]. Отсюда следует заключить, что сазавские монахи знакомились со славянской литературой во многом «через русское посредство»[330].
Эти наблюдения и выводы позволяют правильно оценить и словоупотребление во 2-м Житии и «Беседах». Трудно найти иное объяснение появлению в этих текстах таких слов, как, например, бо(л)ярин, неизвестного древне-чешскому языку[331] кроме как в контактах с Русью или Болгарией и заимствовании из литературы, там распространённой. То же самое объяснение применимо и к дружине: хотя само слово было, конечно, известно в древней Чехии, но значения "люди в окружении (на службе) князя", в котором оно выступает во 2-м Житии (см. ниже), словарь древнечешского языка за ним не фиксирует[332]. Дружину в этих текстах нельзя назвать в настоящем смысле «книжным заимствованием», потому что слово дружина было известно в древнеморавском и древнечешском языках. Вероятно, надо вести речь о специфическом словоупотреблении в церковнославянском языке, когда он уже оторвался от живых славянских языков и функционировал как «литературный» (ср. дискуссию о «диглоссии» в Древней Руси). Такие слова как бо(л)ярин пли дружина в Чехии человеку с определённым уровнем образования и/или кругозора были понятны и даже могли им использоваться в книжно-литературной работе, но в то же время в живой речи либо само слово, либо слово в определённом значении не употреблялись. В текстах они использовались редко или только в определённых контекстах, имели синонимы, употребительные в данной языковой среде или в литературной традиции. Именно такие примеры мы видим во 2-м Житии. Труднее продемонстрировать такое словоупотребление в «Беседах», так как к этому весьма обширному тексту нет словоуказателя, и приходится пользоваться только кратким словником А. И. Соболевского,
Bláhová 2006, с. 228.
См.: Сказания о начале Чешского государства 1970, с. 12–14 (вводная статья А. И. Рогова).
Благова, Икономова 1993, с. 23–24.
Слово не зафиксировано в словаре древнечешского языка: Gebauer Slovník, 1.
Слово употреблялось в древнечешском языке в своём древнем значении «приятели, спутники, товарищи» в самом общем смысле, и, как свидетельствуют глоссарии XV в., им переводились такие латинские слова, как consortis, comitatus, collegium и т. п.: там же, с. 844.