Точка замерзания крови. Андрей Дышев
что вам это известно.
– Но! – поднял палец вверх Гельмут. – Но можно идти по седловинам, по склонам, на пики не подниматься.
– Илоне по силам такой путь?
– Думаю, да.
– Думаю, да! – передразнил я немца, задергивая шторку. – У меня складывается ощущение, что вы, Гельмут, хотите меня убедить в том, что пройти траверсом до перевала Местиа, в общем-то, совсем несложно. А я голову ломаю, как бы нам избежать такого удовольствия и сохранить вам жизнь.
– Простите, Стас, я не совсем понял вас.
Проснулась Мэд. Подняла голову, посмотрела на меня глазами-щелочками, улыбнулась, тряхнула головой, закрывая лицо локонами. Девочке, должно быть, снилось что-то хорошее, она еще не вошла в ночь, в бочку с террористами и не вспомнила о предстоящем переходе. Лучше бы не просыпалась, подумал я, стараясь не смотреть на девушку, но Мэд вовсе не стеснялась меня, потому как стесняться было нечего. Она была одета и, несмотря на недавние потрясения и недолгий сон, сохранила приятную внешность. Села на колени, качнулась на пружинах кровати и потянулась, демонстрируя грудь. Перед тем как лечь спать, она зачем-то затолкала свои горные ботинки в щель между спинкой кровати и стеной, и теперь, согнувшись вдвое и опустив руку за спинку кровати, пыталась их оттуда вытащить.
Наш разговор с Гельмутом прервался, но возвращаться к нему мне не хотелось. Старик вел себя с террористами достойно, но его достоинства хватило только на то, чтобы отказаться пить с бандитами. Главное, но тем не менее бредовое условие, которое они выдвинули, он принял безоговорочно и, кажется, всерьез намеревался идти траверсом по хребту. Его интеллигентная готовность безоглядно следовать за дураками меня выводила из себя.
Мэд будто подменили, и сейчас она совсеми не походила на ту перепуганную до смерти девчонку, которая прижималась к моей руке, пытаясь спрятаться за ней, словно цыпленок под крылом у курицы. Или она была настолько глупа, что реагировала на опасность лишь при непосредственном соприкосновении с нею, или же стала полностью владеть собой, подражая арийской выдержке деда, но в ее поведении не было ничего, что говорило бы о подавленном настроении и страхе. Она кокетничала со мной, натягивала на ноги шерстяные носки толстой вязки такими движениями, словно это были чулки, долго расчесывалась, всматриваясь в маленькое зеркальце в позолоченой оправе, красила губы, накладывала на шеки защитный противоожоговый крем и при этом кидала на меня вопросительные взгляды, будто ждала комплимента.
Глушкова, самого флегматичного в нашей странной компании, вытаскивал из сна в грустную реальность Тенгиз, при этом наш неприметный герой никак не мог открыть глаза, упрямо натягивал на голову одеяло, поворачивался к Тенгизу спиной, чем привел бандита в полное замешательство и вынудил его обратиться за помощью к Бэлу.
Я смотрел на своих товарищей по несчастью, на Тенгиза, который очень хотел, но никак не мог казаться страшным. Немцы и индиферентный Глушков, в отличие от меня, видели в террористах