Магнолии были свежи. Софья Игнатьева
Мадаленна не волновалась, она достаточно знала об Ирландии, чтобы говорить с тем человеком, который дышал воздухом этой страны с малых лет.
– Насколько я знаю, Дублин долгое время был захвачен викингами, а потом права на него оспаривали Тюдоры и Елизавета I. Ирландским он стал только к семнадцатому веку.
– И тем не менее, там родились замечательные писатели, которые считаются нашим национальным достоянием, – проговорил мистер Гилберт. – Кто вам из них нравится, мисс… Стоунбрук?
– Бернард Шоу – мой любимый автор, сэр.
– Что вы у него читали?
– Все. – кратко ответила Мадаленна.
– Все? – огоньки стали еще лукавее. – Вероятно, вы рано с ним познакомились?
– Мой дедушка научил меня любить Шоу, сэр. – хмуро ответила Мадаленна, и образ Эдмунда возник так некстати, что весь азарт сошел.
– Прошу прощения, я не хотел, – было начал профессор, но потом быстро взглянул в тетрадь, и когда посмотрел на нее, лукавство сменило спокойствие. – И какие города Ирландии вам нравятся?
– Белфаст, – Мадаленна помнила, как прочитала в одной книге об отвесных скалах из белого известняка и упросила маму их нарисовать. – Гэлвей и Корк.
– Вы там были?
– Нет, сэр, я редко выезжаю за пределы Лондона.
– И вам нравится эта страна?
– Я не могу сказать вам точно, сэр.
– С чем связано подобная неуверенность?
– Я не хочу, чтобы мои слова сочли лестью.
Это был открытый камень в огород Эффи, и та проскрежетала что-то на французском, но Мадаленна только суровее свела брови и прошептала на итальянском: «Santa Madonna» («Святая Мадонна»). По аудитории пошли несмелые смешки, однако мистер Гилберт быстро махнул рукой, и снова воцарилась тишина. Отличный аттестат перестал маячить впереди, Мадаленна это понимала, но не собиралась ничего менять. С точки зрения вежливости и такта ее поведение было безукоризненным, и все испортить могло только личное отношение преподавателя, а Мадаленна изо всех сил старалась себя убедить, что ей все равно. Здесь больше не было того мистера Гилберта, с которым она была знакома еще в теплицах. Теперь здесь был незнакомый педагог, с которым необходимо было выстраивать отношения, и нельзя было сказать, что она в этом преуспела. Но вот он подошел немного ближе к первому ряду, и ей захотелось провести рукой перед глазами. Он улыбался так, словно, ничего и не происходило, и все, что здесь только что было, напоминало одну из их бесед. Но мистер Гилберт улыбался так всем, и все могли видеть его улыбку, все могли подойти к нему и поговорить, внезапно подумала Мадаленна, и непонятное чувство неприятно ее укололо.
– Если мы разобрались с географическим вопросом, я бы хотел, чтобы вы рассказали о том, что вам нравится.
Мадаленна встала в тупик. Что ей нравилось? Чтение, картины, цветы. Но он это знал и так, и все это звучало очень… очень просто по сравнению с тем, что рассказывали до нее. Отдаленные голоса прозвучали в голове, и она припомнила и восторженные отзывы о Родене