Становление советской политической системы. 1917–1941 годы. Эрнст Щагин
автор, и его товарищи по кабинету министров после ареста. Общение их в течение нескольких часов с момента взятия дворца и до переселения арестованных в количестве 18-ти человек в одиночные казематы Петропавловской крепости, с красногвардейцами, матросами, солдатами, разговоры на злободневные темы свидетельствовали о том, что свергнутые властители страны не сразу осознали возможные последствия своего положения. По сути такую же информацию содержат и мемуары П. Н. Малянтовича. Читатель без особого труда может убедиться в добросовестности той и другой информации, сопоставив ее со сведениями, которые привёл, правда, в несколько иной аранжировке, в своих воспоминаниях по этому вопросу, член Петроградского ВРК В. Антонов-Овсеенко.
Относительно обращения новой власти с арестованными Никитин в том же интервью говорил о том, что оно «было вполне удовлетворительным». «Нам – рассказывал он корреспонденту своей партийной газеты, – разрешили писать записки, получать обеды, белье, газеты, сидели мы в одиночках». Иной отзыв дал по тому же вопросу С. Л. Маслов, который поведал корреспонденту своей партийной газеты («Дело народа» от 29 октября 1917 г.), что утром 27 октября арестованным достался лишь «кипяток и кусок хлеба и в полдень дали похлебать какое-то пойло. Весь день ничего не давали есть и только в 9 часов по две котлеты и немного картофеля».
Кто из бывших министров был ближе к истине, судить трудно, но, зная, что за условиями содержания узников в крепости следила созданная городской думой специальная комиссия, можно сказать, что творить открытый произвол над свергнутыми министрами победители не могли. Иначе и быть не могло, поскольку всего лишь через день после ареста 9 министров-социалистов были освобождены, дав подписку «явиться во всякое время по требованию революционного суда». Небольшая заминка произошла с освобождением Никитина, поскольку до коменданта крепости поручика Родионова дошёл слух, будто министр внутренних дел еще накануне восстания был исключен из меньшевистской партии. Но стоило другому узнику, члену ЦК этой партии К. Гвоздеву письменно подтвердить заявление Никитина о том, что такого решения ЦК меньшевиков не принимал, и он вместе с другими министрами-социалистами оказался на свободе. Несколько позже обрели свободу и остальные члены Временного правительства.
В эссе Никитина есть немало и иных заслуживающих внимание исследователей сведений и суждений, отмеченных мной в настоящем очерке, а также в комментариях к публикации полного текста эссе и рассказа корреспонденту «Рабочей газеты». Этого вполне достаточно, чтобы в завершение сопоставления мобилизованных в них сведений с другими материалами оценить последние в качестве одних из самых содержательных и достаточно достоверных исторических источников при изучении Октябрьского большевистского восстания в Петрограде 1917 г.
Теперь настал черед проанализировать