Окно на тихую улицу. Александр Алексеев
здесь подкалывают все. Но я не обижаюсь. Если на все обижаться, здоровья не хватит.
– Это хорошо, что не обижаешься. Это говорит о том, что ты классный парень.
– Вот тут ты прав, Саня! Пусть я и дурак, я с этим не спорю, но не подлец! И никогда им не был! В отличие от некоторых, которые острова культуры здесь разводят! И меня за это уважают. Очень многие! Ты знаешь, сколько у меня друзей?
– Знаю. Верю.
– А Стас всегда такой! Он только умного из себя строит. А на самом деле еще дурней, чем я. Еще доверчивей. Он уже Корбуту отдал все свои бабки. Болван! А я – нет, я ни в кого никакие бабки вкладывать не собираюсь. Вот Корбут умный, хоть и прикидывается дураком. Это же всегда так: дурак косит под умного, а умный под дурака. Ты не знал?
Борода сосредоточил взгляд на своем напарнике и на секунду призадумался. Соболев не вписывался ни в одну из приведенных категорий. Однако усложнять красивую мысль Борода не стал.
– Хотя Корбут, – продолжил он, – тоже конченый. И кончит плохо. Так что, как видишь, я умею в людях разбираться.
– Тогда ты лучше меня должен знать, стоит ли вкладывать в Корбута бабки, – отозвался Соболев.
– Все это понятно. Но дело в том, что сейчас, может, только в подлецов и надо вкладывать. Не в таких же дураков, как я! Сейчас все простые стали дураками. Кто не умеет обманывать, тот дурак. Я прав? Нет, ты мне скажи, я разбираюсь в людях? А, Саня?
– В людях, к сожалению, мы всегда разбираемся лучше, чем в себе.
С этими словами Соболев закончил раствор, выскреб ведро и ополоснул мастерок.
– Теперь можно и нам со спокойной душой сваливать, – сказал он.
Борода вышел из раздумья и стал прежним – улыбающимся, живым. И утер со лба пот.
– Ху-ух!.. Если бы не мы с тобой, Саня, здесь бы вообще ничего не делалось.
– Конечно, конечно. Нам бы еще деньги за свою работу получить.
– У тебя закончились бабки? – спросил Борода. – Я могу дать трешник.
– Спасибо, Сережа, я не к тому.
Он хотел было что-то сказать, но остановился. Видимо, удовлетворившись тем, что произнес себе это мысленно.
Борода же был расположен что-то услышать.
– У тебя какие-то проблемы, Саня?
– Да какие могут быть у холостяка проблемы! У таких, как я, о проблемах могут быть только воспоминания.
– Но ты же все равно что-то делаешь, чем-то занят!
– Эх, Сережа! Смысл вовсе не в том, чем ты занят! А в том, как ты себя чувствуешь.
– Я ж не о смысле спрашиваю, я о проблемах, – счел нужным сказать Борода.
Но Соболев молчал. Он был весь в себе.
– Все ясно, – сказал Борода.
Они уже переоделись и поднимались к выходу.
Однако дверь открывать им не пришлось. Она распахнулась сама, но путь им преградила глыба мужского тела в фирменном спортивном костюме. Глыба была коротко острижена, без всякого выражения на лице (я бы даже сказал, вообще без лица). Ибо при такой телесной массе лицо уже перестает иметь свое особое значение.
Вместо обычного приветствия вошедший громовым раскатом вопросил:
– Кто