Сын менестреля. Грейси Линдсей. Арчибальд Кронин
шедевр, передаваемый из рук в руки среди учеников школы и каждый раз встречаемый взрывами хохота, был наконец приложен к перевязанной ленточками коробке с огромным шоколадным тортом.
Затем коробку передали веселой маленькой толстушке из школы при монастыре, которую Десмонд привлек к осуществления своего замысла. Именно она раздобыла для него листок фирменной монастырской бумаги, на котором и было напечатано письмо, и именно она в назначенный день позвонила в дверь школы Святого Игнатия и лично вручила подарок отцу Бошану. Коробка была передана на глазах у всей школы, и вся школа затаила дыхание в предвкушении развязки.
Целый день все шло как всегда, то есть никакой реакции не последовало, но в пять часов, когда ученики собрались на вечернюю молитву, появился отец Бошан, который должен был вести службу. Но прежде чем начать, он почти рассеянно произнес:
– Фицджеральд, окажи мне любезность, встань, пожалуйста. – (Десмонд смиренно повиновался.) – Ты Десмонд Фицджеральд?
– Я всегда полагал, что так, сэр. Если я заблуждаюсь, можете меня поправить.
– Довольно! Фицджеральд, ты действительно считаешь меня дородным?
– Дородным, сэр? Это понятие включает множество значений – от избыточного веса до легкой благородной полноты, которая вполне пристала достойному прелату вашего ранга.
– Ах! Полагаю, ты знаешь или, по крайней мере, слышал о достопочтенной матери настоятельнице соседней монастырской школы?
– Кто о ней не слышал, сэр?
– Ты можешь хотя бы на секунду поверить, что юные годы она провела в исправительном заведении Борсталь?
– Сэр, вы ведь, должно быть, и сами прекрасно знаете, что многие наши признанные святые, являющиеся образцом благочестия и набожности, в далекой молодости были нечестивцами и правонарушителями, что не помешало их канонизации. Итак, даже если наша почтенная мать настоятельница и попала по молодости в Борсталь, кто первым осмелится бросить в нее камень?!
По нашим рядам прокатился сдержанный смешок. Мы прямо-таки упивались происходящим.
– Довольно, Десмонд! – По мягкости тона Бошана было видно, что он не меньше нашего наслаждается словесной дуэлью. – Довольно, сэр. Даже если оставить тему Борсталя в стороне, неужели вы считаете возможным, что такая почтенная и безгрешная дама, будет лелеять тайную страсть к мужчине.
– Я ни в коем случае не стал бы отрицать такой возможности, сэр!
– Что?!
– Слово «страсть», так же как и ваша дородность, – тут вся школа, более не в силах сдерживаться, прямо-таки легла от хохота, – имеет множество значений. Оно подразумевает вспышку не только любви, но и страстей, то бишь гнева, который может вас охватить – упаси, Господи! – если я, паче чаяния, осмелюсь вам досаждать. И тогда я вернулся бы к своей дражайшей матушке в слезах и воскликнул бы: «Любезная моя матушка, я вызвал у нашего дорогого отца Бошана, нашего всеми любимого префекта по учебной работе, вспышку страстей, то бишь гнева!» –