Пустой дом и другие рассказы. Алджернон Блэквуд
свою собственную анестезию, и наступает милосердное состояние оцепенения. Они приближались, шаг за шагом, все ближе и ближе, и шаркающий звук ноши позади становился все громче по мере их приближения.
Они были уже на полпути вниз по лестнице, когда я снова впал в состояние ужаса при мысли о новой и ужасной возможности. Это было размышление о том, что если бы еще одна яркая вспышка молнии произошла, когда призрачная процессия была в комнате, возможно, когда она действительно проходила передо мной, я увидел бы все в деталях и, что еще хуже, был бы замечен сам! Я мог только затаить дыхание и ждать – ждать, пока минуты растягивались в часы, а процессия медленно продвигалась по комнате.
Индейцы достигли подножия лестницы. Фигура огромного вожака замаячила в дверном проеме коридора, и ноша со зловещим стуком упала с последней ступеньки на пол. Последовала минутная пауза, пока я видел, как индеец повернулся и наклонился, чтобы помочь своему товарищу. Затем процессия снова двинулась вперед, вошла в комнату слева от меня и начала медленно обходить стол с моей стороны. Вожак был уже позади меня, а его спутник, волочивший за собой по полу ношу, неясные очертания которой я смутно различал, был точно передо мной, когда кавалькада остановилась как вкопанная. В тот же миг, со странной внезапностью грозы, плеск дождя совсем прекратился, и ветер стих в полной тишине.
На пять секунд мне показалось, что мое сердце перестало биться, а потом случилось самое худшее. Двойная вспышка молнии осветила комнату и ее содержимое с беспощадной яркостью.
Огромный индейский вождь стоял в нескольких футах от меня справа. Одна нога была вытянута вперед в процессе совершения шага. Его огромные плечи были повернуты к его спутнику, и во всей их великолепной свирепости я видел очертания его черт. Его взгляд был устремлен на ношу, которую его товарищ волочил по полу; но его профиль с большим орлиным носом, высокими скулами, прямыми черными волосами и смелым подбородком в тот краткий миг запечатлелся в моем мозгу, чтобы никогда больше не исчезнуть.
Карликовыми по сравнению с этой гигантской фигурой казались пропорции другого индейца, который в двенадцати дюймах от моего лица склонился над предметом, который он тащил, в позе, придававшей его персоне дополнительный ужас уродства. И ноша, лежавшая на широкой кедровой ветке, которую он держал и тащил за длинный стебель, была телом белого человека. Скальп был аккуратно приподнят, и кровь широким пятном лежала на щеках и лбу.
Затем, впервые за ту ночь, ужас, который парализовал мои мышцы и волю, снял свои нечестивые чары с моей души. С громким криком я протянул руки, чтобы схватить большого индейца за горло, и, хватая только воздух, без сознания повалился на землю.
Я узнал тело, и лицо было моим собственным!....
Был яркий дневной свет, когда мужской голос привел меня в сознание. Я лежал там, где упал, а фермер стоял в комнате с буханками хлеба в руках. Ужас той ночи все еще был в моем сердце, и когда поселенец из Блаффа помог