Гражданская война и интервенция в России. Политэкономия истории. Василий Галин
погоны в обычных условиях, было даже более обостренным…»: «в состав младших офицеров войсковых частей действующей армии приходил только тот интеллигент, – подтверждал Головин, – который устоял от искушения «окопаться в тылу»; таким образом, в среде молодых поколений нашей интеллигенции создавался своего рода социальный отбор наиболее патриотично и действенно настроенного элемента, который и собирался в виде младших офицеров действующей армии»[151].
Вместе с получением офицерского звания, патриотично настроенные выходцы из простого народа стремились перенять и «славный дух» кадрового офицерства[152], среди которого даже самые образованные слабо разбирались в вопросах политики. «Военный уклад, – отмечал Деникин, – перемалывал все те разнородные социально, имущественно, духовно элементы, которые проходили через военную школу. Без видимых воздействий, он делал военную среду весьма маловосприимчивой и к проникновению в нее революционных течений»[153]. «Средний русский офицер – аполитичен, он только национален, – подтверждал видный публицист М. Гаккебуш-Горелов, – Он, молчалив, он действительно поможет нам вернуть родину, а не ученые дрозды, до головной боли насвистывающие одну и ту же фальшивую партийную песенку»[154].
«Система ценностей для офицеров была преопределенная, как непоколебимый факт, не вызывающий ни сомнений, ни разногласий…, – пояснял Деникин, – Отечество воспринималось с пылкостью и страстностью, как единый организм, включающий в себя и страну и людей, без анализа, знания его жизни, без копания в темных глубинах его интересов… Молодых офицеров едва ли интересовали социальные вопросы, которые они считали чем-то странным и скучным. В жизни они их просто не замечали; в книгах страницы, касающиеся социальных прав, с раздражением переворачивались, воспринимались как нечто, мешающее развитию сюжета… Хотя, в общем, и читали они не много…»[155].
«Военная служба – это тяжелая профессия, требующая особой подготовки, постоянной тренировки и специальных знаний, – пояснял особенности подготовки офицерского корпуса ген. А. Розеншильд-Паулин, – Поэтому нужно, чтобы офицерское сословие было сплоченной, профессиональной кастой, в которую трудно было бы проникнуть извне, так как со стороны к нам вносят только либеральные мысли и вольные взгляды на службу и жизнь, расшатывающие дисциплину… и влекущие растление армии»[156].
Оборотной стороной такого воспитания являлся тот факт, отмечал Керенский, что «понятие будущего офицера о гражданском долге, чести, родине, государстве и службе полностью отличались от понятий остальной России. Проведя десять лет в искусственной среде будущий офицер считал себя «высшим существом». Он включался в то или иное армейское подразделение, не имея никакого понятия об остальной России, ни к чему не приспособленный, кроме военной атмосферы, в которой воспитывался»[157].
Образовательный
Головин Н. Н. Российская контрреволюция. Кн. 1. – Ревель, 1937–С. 86. (Цит. по Волков С. В.…., с. 292)
Штейфон Б. А.…, с. 151.
Деникин А. И. Старая Армия…, с. 269–270.
Горелов М. (Гаккебуш М. М.) На реках Вавилонских. Записки беженца – Берлин. 1921. – 106 с. (Новый журнал. (Нью-Йорк) № 183. с. 207–209. (Волков С. В.…, с. 292.))
Деникин А. И. Старая Армия…, с. 299–300; Кенез П…, с. 22.
Розеншильд-Паулин А. Строевая армия. Русский Инвалид.–1909. № 172. // Офицерский корпус…, с. 297.
Керенский А. Русская революция…, с. 142, 144.