Автобиография большевизма: между спасением и падением. Игал Халфин
жизни Раздобреев достаточно характеризован как мещанин, это говорит за то, что он чужд нашей партии.
Теперь необходимо обратить внимание, что из себя он представляет как общественный и партийный работник и как коммунист. <…> Будучи назначен руководителем ячейки, тов. Раздобреев ничего не сделал в смысле работы с ней, а наоборот был оторван от партийной массы, с которой ничего не имел общего. Партийные обязанности выполнял он скверно, в отряде не состоял, субботников не посещал, и на все имеет бумажки. Как за Ректором и Военкомом Института, за ним скрывается шайка контрреволюционеров, творящая всевозможные безобразия. Во многих из предъявленных ему обвинений и будучи виноват, он блестяще сумел отпарировать их, что доказывает его нестойкость как коммуниста. По-моему, если он честный коммунист, то должен был сознать свою вину с открытой душой, заявить об этом, за что партия простила бы ему все его ошибки.
Понимая, что поле боя отдавать на откуп обвинителям более невозможно, доброжелатели осажденного ректора наконец озвучили свои оценки. Один из первых, давший отпор обвинениям, еще не будучи уверенным, имеет ли защита какие-то шансы на успех, тов. Иоффе решил для начала козырнуть партийным стажем: «Я являюсь, до некоторой степени, старым членом партии» – участником революции 1905 года. Только после напоминания, что он многое повидал, Иоффе развернул свой аргумент: «Тов. Раздобреев есть хороший спец и вполне разделяет программу РКП. <…> Не ставьте на одну плоскость работу спеца и работу рабочего. <…> Выдвинутые факты против Раздобреева мизерны и даже безосновательны. Был ли замешан тов. Раздобреев в какой-либо саботирующей кучке инженеров? Он есть честный работник. Он был и администратор, и Военком, и руководитель, и посему предлагаю утвердить членом РКП». В протоколе слова Иоффе обозначены как «пространная речь», что многое говорит о симпатиях секретаря собрания, записывавшего обсуждение. В материалах чистки обвинения были приведены подробнейшим образом, по пунктам, в то время как от речи защитника сохранилось, несмотря на заслуги оратора перед революцией, лишь краткое резюме и упоминание о ее «пространности».
«Наши ответственные работники не живут, и не могут жить на таком же, как мы пайке, – согласился товарищ с пролетарской фамилией Слесарь. – Воздается каждому по потребностям, и каждому по способностям». В исполнении Слесаря лозунг «от каждого по способностям – каждому по потребностям», описывающий состояние социалистического общества на вершине его развития – коммунизме, парадоксальным образом перетолковывался как соответствующий реалиям НЭПа: выдающиеся способности работника выражались в его особых потребностях, и в пусть переходном, но социалистическом обществе они должны были полностью удовлетворяться. Подобная неортодоксальная интерпретация марксистской формулы в целях защиты Раздобреева еще раз свидетельствует об открытости языка большевизма для новых ситуативных прочтений, явно идущих