Уральское эхо. Николай Свечин
надзирателя – да тут любой следователь распорядится насчет ареста, – возразил Лыков. – А в предварительной тюрьме прижмешь и приказчиков, и кассира. Они много знают!
Филиппов скептически покачал головой: мол, тебе легко говорить… Тогда Лебедев веско спросил:
– Владимир Гаврилович, чем мы с Алексеем Николаевичем можем тебе помочь?
– Привлеките силы департамента.
– Конечно, но какие именно? Тебе нужна наша картотека?
– Да. Я пришлю завтра фотопортрет лже-Сусальникова и описание его привычек. Копните у себя, хорошо?
– Копнем, а еще что? Отпечатки пальцев барыги сняли?
– Там сотни отпечатков, и в конторе, и дома. Не разберешься, какие из них его.
Департаментские неодобрительно загудели. Разобраться можно, было бы желание! Пальцевые отпечатки стали брать сравнительно недавно, но их картотека уже приблизилась к ста тысячам. Это если считать с ГТУ[12] и сыскными отделениями.
Владимир Гаврилович поспешил свернуть разговор и обратился к принесенному горячему. Остаток вечера прошел в беседах о том о сем, сыщики чревоугодничали. Лыков рассказал, что семейство решило избавиться от лесного имения в этом году. Его товарищи понимающе закатили глаза: завтра может быть поздно. Весь думающий Петербург чувствовал тягостное и неизбежное приближение беды. Одни веселились, другие продавали недвижимость. Лебедеву с Филипповым продавать было нечего, а веселиться не получалось…
На другой день Алексей Николаевич получил пакет с Офицерской[13]. В нем лежала карточка с изображением малого лет тридцати семи, с плутоватым выражением лица и тонкими поджатыми губами. Заурядный господин и какой-то сухой, с глубоко запрятанным характером. Будто старовер, недоброжелательно отметил статский советник. Почему старовер? Он подумал и сам себе ответил: есть в этом сбежавшем деляге что-то от начетчика.
Весь день Лыков рылся в картотеке департамента, излазил архив Окружного суда, справился в ГТУ. Начетчика он не нашел, хотя в глазах уже рябило от регистрационных карточек. Статский советник не сдавался. Этот человек причастен к убийству надзирателя сыскной полиции. В то, что Изралов жив, верилось с трудом… Сейчас десятки людей в столице ищут хоть какие-то зацепки. Они не успокоятся, пока не отомстят за товарища. Чиновник особых поручений в пятом классе при министре внутренних дел, прикомандированный для занятий в Департаменте полиции, – так длинно называлась должность Алексея Николаевича. А можно сказать одним словом – сыщик. Именно в таком качестве Лыков рыл землю, чувствуя себя с неимеющим чина надзирателем второго разряда братьями по крови.
Так… Осанка: выправка корпуса, манера держаться. Прозвище, кличка, ложное имя. Особенности жестикуляции, гримасы, мимика. Природный язык, голос, иностранный акцент, областной выговор, наречие. Походка. Особенности одежды. Особые приметы. Привычки, слабости. Из допросов близких к тряпичнику лиц выяснилось, что он говорил чуть гнусаво, при ходьбе сутулился, любил шанежки
На Офицерской, 28, располагалась Петербургская сыскная полиция.