Призраки Калки. Алексей Павлович Пройдаков
его прежней жизни в Биляре.
…Вот и знакомая ограда, глухая калитка в ней.
Попробовал – открыто.
Отворил.
Зашёл.
Широкий двор освещён несколькими факелами. Люди с подносами сновали по двору.
«У них тут праздник? – шевельнулось смутное подозрение. – Чей праздник и для кого?»
И вдруг увидел, что навстречу ему выходят три рослых мальчика: Рахим, Керим, Селим. Он их сразу узнал – это его сыновья. А чуть позади них идёт красивая женщина – его жена Айгуль.
– Аке! – вскрикнули все трое и, не доходя трёх шагов, стали на колени.
– Дети мои! – вскричал Мустафа и едва не пал без чувств, но его вовремя подхватил Рустам – брат жены.
– Купец Ахмет предупредил, что ты едешь, – сказал он, плача от радости.
Плакали все.
Радовались тоже все.
Именно о такой встрече мечтал бывший колодник Мустафа долгих пять лет.
Долгожданная встреча
В хорошем месте находилась изба Трофима: с одной стороны речка Серебрянка, с другой – многоводная Ока.
Берега Серебрянки поросли ракитным кустом, крутобережная Ока вся в ивняке, перемежающемся шиповником да малиной.
Раздолье, да и только! Знали наши пращуры, где поселение ставить.
А воздух каков!
Хорошо дышится дома.
Чуть выше и правее, если глядеть от Серебрянки, несколько яруг[14], а за ними – Засеребрянье – сплошь терема резные да хозяйские дворы, а выше по Оке располагалось ещё до двух десятков изб, примерно таких же, как у Трофима.
Часть их заброшена, в некоторых копошилась жизнь: визжали ребятишки, тянуло дымком.
Соседей Трофим не стал проведывать, да и где они, соседи? Знакомых лиц и то не встречалось, а ещё говорят, что Рязань небольшой город.
Немного дней миновало от возвращения из Дикого поля, ещё меньше со дня встречи с князем Юрием Игоревичем, а бездействие начинало серьёзно томить бывшего половецкого невольника.
Он часто вспоминал княжеские слова: «Взял бы я тебя к себе в дружину, но у Льва Гаврилыча насчёт тебя – свои соображения».
«Долго соображает воевода, – думал Трофим, – сильно долго… Да и кто он есть, если рязанский князь сказывает, что у него на твой счёт свои соображения? Кто он таков?»
Днями он крутился во дворе, чинил погреб – укреплял стойки, латал одрину[15], копался в огороде, но дела хозяйственные были ему неинтересны, вся его рязанская сущность хотела одного: быть полезным отчине. Как и где – неважно, князь и воевода решат.
Но дни тянулись, благой порыв угасал.
Основательно всколыхнуло и подняло дух известие, что вернулся Евпатий Коловрат. Вся Рязань у колодцев, на купищах[16], в каждой избе оживлённо обсуждала сию новину, всяк на свой лад приукрашивая.
Пусть приукрашивают, главное, что Евпатий вживе.
Трофим свято верил в то, что его судьбина тесно связана с Коловратом-младшим, надеялся, что Евпатий его помнит и поможет
Яруга – проходимый овраг.
Одрина – хлев.
Купище – рынок.