Призраки Калки. Алексей Павлович Пройдаков
забывай.
– А ты куда с утра пораньше? – серьёзно спросил Баженка.
Трофим от души засмеялся.
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Ещё не скоро, это ты уже старый.
– Я старый? Вот те раз! Ин ладно, для тебя, оно понятно, я старый.
– Ты дружинник? Одёжа-то какая красивая!
– Дружинник? Вот пострел, угадал! Нет, брат, бери повыше.
Он вышел на крыльцо, надел шапку и увидел, что от соседской избы идёт Антонина, неся на вытянутых руках дымящуюся миску. Была она в строгом платке, сарафане. Высокая, стройная, красивая.
Трофим засмотрелся, и сердце сладко заныло.
– Трофим, я с утра варила гороховую похлёбку, уж отведай, – сказала соседка, ласково улыбаясь. – Правда, у вас почему-то и суп, и похлёбку называют «ухой». Ну вот, пусть это будет уха гороховая… Сам-то себе вряд ли что станешь варить.
– Да, с варевом у меня худо. Могу кусок мяса на костре поджарить, вот и всё, – ответил Трофим, чувствуя, как в животе заурчало.
– Вот и поешь, пока горячее.
– Никак не могу, Антонина, поспешать в детинец надо. За заботу спаси тебя Бог! Вот вечером я бы с удовольствием похлёбки отведал.
– Вечером будет и что-нибудь повкуснее, – отвечала она заботливо.
Трофим благодарно склонил голову и быстрым шагом пошёл вдоль Серебрянки по направлению к Серебряным воротам Рязанского кремля.
Голова покруживалась от запаха, который исходил от Антонины, её улыбка, её забота о нём… О нём давно никто не заботился, и еды вареной он давненько не отведывал.
«Какова! – восхищённо думал о соседке. – Как идёт, как смотрит!»
Уже одно то, что рядом с ним живёт ладная женщина, вдова, которая с такой душевностью отнеслась к нему, основательно подогревало его и приподнимало настроение.
Было раннее утро.
Духота, томившая ночью, отошла, сменившись утренней речной прохладой.
Тишина и покой.
Плеск рыбы на реке.
Коровьи рожки.
Шёл Трофим через берёзовый околок, шёл – и сердце радовалось: дома.
Он знал, что Евпатий с утра вызван пред княжеские очи и непременно проедет через Серебряные ворота, хотя, может статься, и через Подольские. Но тут уж как повезёт.
Завидев впереди полтора десятка всадников, ускорил шаг, спеша к воротам.
«Не ошибся, через Серебряные ворота поехал друже», – радостно думал Трофим.
Евпатий и Лев Гаврилович ехали впереди. Следом за ними, оба на вороных жеребцах с богатой сбруей – Вадим Данилович Кофа и очень похожий на него, но более пожилой боярин, в собольей шапке и тёмно-синем кафтане, расшитом золотыми нитями, рязанский воевода Данила Данилович Кофа – родной брат.
Трофим успел вовремя, стал сбоку, снял шапку и низко поклонился.
– Батюшка! – вскричал Евпатий. – Это же Трофим! Как и есть Трофим! А я слышал, сгинул ты в половецком плену…
Соскочил с коня и подбежал.
– Друже! Трофиме! Неужли и вправду вживе?
– Евпатий, я слышал, что и ты оказался вживе, – отвечал Трофим, – и говорят, самым чудесным