Пьяное счастье. Михаил Берман
ней оставалась дымка. Когда она останавливалась, то возле нее образовывалось что-то типа тумана.
Я смотрю ей вслед, и голова моя проясняется.
Я ложусь на мокрую траву, и мозг уподобляется уснувшему муравейнику. Хотя какие-то мысли (их немного) еще не уснули, они копошатся, им куда-то надо. Их беспокойство, движение-передвижение раздражает мой мозг-муравейник. Мне кажется, что они ползают по моей голове. Я пытаюсь стряхнуть их на траву, поворачиваю голову так, чтобы они сползли с меня. Частично мне это удается, и муравьи исчезают в траве. Как только я вижу, что муравей исчез, я переключаюсь на новых беспокоящих меня муравьев.
Очистивший от копошащихся во мне муравьев, я решил перебраться в другое место, где было тихо и спокойно. Мне не хотелось будить спящих муравьев. Да и здесь был красивый фонарь.
Его свет нашептывал мне что-то. Этот фонарь хочет мне что-то поведать. А может он хочет мне признаться в своей навязчивой идее? Вообще-то я знаю навязчивую идею фонаря. Скорее у него бред величия – он считает себя божеством – ведь он излучает свет. А свет и в застывших на небе снежинках, и отблесками на зеленых пальцах бога.
Но мне кажется, что свет нужен лишь для чтения книг темной ночью. И больше ни для чего.
Пусть мир будет ночью невидим.
Отважный мореплаватель
То, что муравей – разумное существо, я знал давно (исходя из концепции, что человек разумен и после встречи с муравьем-депрессантом). И вот я открыл, что кошка – также разумное существо, даже относительно степени ее разумности, она является неким промежуточным звеном между муравьем и человеком. В принципе, человек ничем не уступает ни муравью, ни кошке, но он постоянно врет, утверждая, что он может все или, по крайней мере, многое. Врать всегда глупо, но такая человеческая ложь – ложь вдвойне.
Кошка постучалась ко мне в домик и вежливо попросила колбасы. Я незамедлительно протянул бутерброд.
– Без хлеба, пожалуйста, – застенчиво попросила она.
Я разобрал бутерброд, дал ей колбасу, а себе оставил хлеб.
– Спасибо, – поблагодарила она.
– Правда, она не очень вкусная, – сказал я.
– Нет, нет. Вы ошибаетесь – я никогда не ела такой замечательной колбасы.
– Ты чудо-кошка, – я пришел в восторг. – Такое обращение я встречал в романах, и то не по отношению к себе.
– Вы любите читать? – живо спросила кошка.
– Терпеть не могу.
– Тогда почему читаете?
– Остальное для меня вообще невыносимо. Я перепробовал все: рисовать, лепить, сочинять стихи, чертить, доказывать теоремы и еще многое, но через 15–20 минут мои занятия прерывались поглотившей меня целиком и полностью тошнотой, как в романе Ж. П. Сартра "Тошнота". Лицо наливалось кровью от желания проблеваться и ненависти к моему занятию.
Только при чтении книг не тошнило.
– Я слышала, что есть люди, которым все безразлично, но они многое вкладывают в общение с другими людьми.
– Да ты что! Если, например, рисуя, меня не тошнит минут 15–20, то, разговаривая с так называемыми людьми, через