Как прежде в пути. Сергей Степанов-Прошельцев

      Не встретишь тут крикливых ворон,

      не видно шиферных крыш,

      и потому здесь со всех сторон

      безлюдный простор открыт.

      Я ветром пахучим степным дышал.

      у жёлтой Ишим-реки.

      И знаю: летела моя душа

      с тем ветром вперегонки.

      * * *

      Во все стороны разлеглась

      степь – вместить её взгляд не мог, —

      и такая густая грязь,

      что нельзя отодрать сапог.

      Мы живём, где ни крыш, ни стен,

      но постройки здесь не нужны:

      эта плоскость, чьё имя степь —

      исправление кривизны.

      * * *

      Когда, обессилев, я падал

      в пустыне, в барханах её,

      и видел, как тухлую падаль

      терзает вдали шакальё.

      И как-то не верилось в чудо.

      Я знал, что себе я не лгу,

      и если я сильным не буду,

      то дальше идти не смогу,

      Всё было открыто и прямо,

      как будто я предан суду.

      И в сон я валился, как в яму,

      про явь забывая в бреду.

      Но вновь поднимался, и снова,

      услышав, как лает шакал,

      шептал я заветное слово —

      «дойти!» – и, как пьяный, шагал.

      Барханы пылили, просеяв

      песок через сито ветров,

      но брёл я упрямо на север,

      к мерцанью больших городов.

      Но здесь среди шума другого,

      где женщины ходят в манто,

      «дойти!» – повторяю я снова,

      когда не поможет никто,

      когда без конца и без края

      я чувствую в мире вражду.

      «Дойти – а куда? Я не знаю.

      Не знаю, но снова иду.

      * * *

      Тут от солнца я словно ослеп,

      от безводья, как дерево, чах.

      Как в духовке поджаренный хлеб,

      под ногами хрустел солончак.

      Солнца свет краски яркие стёр:

      видел я только облачный дым,

      да немыслимый жёлтый простор,

      охраняемым ветром одним.

      Я ложился, безмерно устав,

      к саксаулу, что медленно сох,

      и учился терпенью у трав,

      пробивающих ржавый песок.

      То терпенье я долго копил,

      чтоб пройти буераки и рвы —

      ведь у всех нас немерено сил,

      как у той безымянной травы.

      * * *

      Край этот есть рассадник пандемий —

      вмиг захвораешь, если ты неловок.

      Застыла степь, а в ней застыли мы,

      напоминая маленьких полёвок.

      Открыт ветрам чернеющий угор,

      простор ошеломительный, бескрайный.

      Пусть этот мир, как нищий, рван и гол —

      не в этом ли естественность и тайна?

      Здесь столько дней расплющено зазря,

      на времени безумной наковальне.

      Окраина. Бесплодная земля,

      а вместе с тем загадка вековая.

      Здесь выцвела небес голубизна

      и, говорят, недалеко от ада.

      Я