Невидимый город. Ростислав Денисович Литвиненко
себя взглядом. – Да и не дома я, как могу у чужих взять?
– Оденься, в чем проблема?! – Человечек обошел глиняный горшок с цветком, стоящий на блюде. Затем спиной уперся в стену, а ногами в горшок, пытаясь сдвинуть его с места. – Так и будешь стоять истуканом или поможешь?
Даша сдвинула горшок, освободив пространство. Человечек оценивающе оглядел подоконник, довольно кивнул и приказал:
– Неси пожрать. И оденься, не дай боже, князь в таком наряде увидит, за привидение примет. – Его пухлые губы разъехались в стороны.
Даша с неприязнью посмотрела на широкий нос человечка, круглый, большой живот, на его ехидную улыбку и на маленькие колючие глазки. Посмотрела так, словно раньше не видела, надела поверх сорочки платье и, босая, спустилась в кухню.
– Марьюшка, можно молочка? – как можно добрее улыбаясь стянула со стола пирожок и спрятала за спину. – При князе стыдно было есть.
Марья, хлопотавшая на кухне, молча протянула Дарье кружку молока и кусок буженины. Еще раз улыбнувшись, Дарья присела в неловком реверансе и убежала наверх.
– Ешь! – Поставила перед человечком припасенное.
– Покроши, – капризно сказал тот, – и для молока лагвицу принеси. Иначе как я пить буду?
– Что? Чашку? – догадалась девочка и, увидев, что тот в знак согласия затряс головой, рассердилась, даже ногой притопнула. – Где, интересно, я эту лагвицу раздобуду?
Он пожал плечиками и развел руками. Даша насуплено молчала, потом сказала:
– Ладно, будь по-твоему! – И снова сбежала по ступенькам на первый этаж.
Поставив на стол наперсток с молоком и уперев кулаки в бока, спросила:
– Доволен?
– Очень, – ответил тот, вытирая с бороды капли молока и откусывая разломанный Дарьей пирожок. – Теперь давай знакомиться. Я Синекот, живу с рождения в этих местах, я – гмур, нас еще гномами называют.
– Заметно! – Девочка засмеялась и протянула мизинец. – Даша, я из Москвы. А почему гмур? Никогда такого слова не слышала.
– Потому что дремучая, хоть и здоровая. Читать надо больше! Народ мы древний, живем где хотим, мудрые от рождения. И кто как нас зовет: и хмурами, и копарями, и людками. – Гном покачал головой, продолжая уминать пирожок. Затем спросил: – Ну и как тебе в наших краях?
– Ничего так. Скажи, почему князь нас приютил? – неожиданно даже для самой себя, спросила Даша.
– Князь – человек непростой, – шумно двигая челюстями, сказал Синекот, – даровитый. А простой печаловаться обо всем народе бы и не смог. Вы пришли с той стороны. – Он кивнул в окно. – Много знаете такого, что нам не ведомо. Как же князю не изведать? И держать вас надо при себе. Логично?
– Наверное. – Дарья села на кровать и, глядя в окно, за которым разлила свет луна, вздохнула. – Мне все кажется, будто я сплю. То, что с нами произошло, этого не может быть! Я проснусь в Москве, в своей кровати, и будет в моей жизни все, как прежде.
За дверью заскрипели половицы.
– Тихо! Быстро ложись спать, никто