Сэмпай. Алексей Валерьевич Гостевский

      – Так что случилось? – мягко спросил Денис, невероятным усилием воли собрав обратно в голову миллионы мыслей, буквально взорванных и разбросанных одной случайной мыслишкой – мелкой, странной, рожденной на краю подсознания.

      Маленькая, но всегда прямая и гордая как статуя Свободы и сильная как преображенский гренадер, сейчас его мать, его мама, его Маська была такая маленькая, такая беззащитная. Она отстранилась от сына, вытерла салфеткой руки и присела на краешек стула. Денис в ожидании устроился напротив.

      – Я знала. Я знала, что рано или поздно… Что когда-нибудь все равно… Но как-то. Годы шли, и все как-то ушло на второй план, стало неважным.

      Денис молчал, стараясь не перебивать.

      – В общем… – было видно, как ей невыносимо тяжело говорить.

      Наконец, он не выдержал:

      – Мась, да ладно уже. В конце концов, он не бомж какой был, и не Бен Ладен! Ты мне скажи лучше, отец знал об этом?

      Галина Арнольдовна оторопело взглянула на сына, от неожиданности чуть не съехав со стульчика:

      – А ты знал?! Ты знаешь? Давно? Но откуда, от кого? Кто ж тебе…

      – Не волнуйся и не греши ни на кого! Успокойся. Я узнал это только что от тебя! – он весело рассмеялся.

      Смех получился чуть натянутым, до конца «рестартовать» Денис все-таки не сумел. Впрочем, закончил фразу он уже с искренней улыбкой:

      – Буквально сегодня я получил кое-какую информацию, а сейчас ты просто ее подтвердила. Ты же знаешь, я следователь.

      Он помолчал, выравнивая дыхание.

      – Скажи только… Как это случилось?

      – Да просто. Как у многих это случается, – мама уже снова стояла у плиты. – За два дня до его отъезда в Югославию мы поехали к нему на дачу. Я уже знала. Я чувствовала. Что больше его не увижу. Не знаю, откуда. Просто знала. Но я его любила и хотела принадлежать только ему. Я его часто дразнила… – она усмехнулась, мечтательно глядя на люстру.

      – Звала то Сомиком, то Самолетиком, то Самумчиком… Он смеялся. А тогда я назвала его Самчиком. Думала, посмеется, а он обиделся, – она вновь улыбнулась. – Правда, как всегда, ненадолго. Через два дня он уехал. А еще через месяц… В общем, я поняла, что у меня будешь ты. Ну, а Сережка-то по пятам ходил. Я не стала его обманывать. Он очень любил меня, и, узнав, что я беременна, буквально за руку притащил меня к нам домой и с порога огорошил бабулю. Что мы идем подавать заявления. Взял мой паспорт и так же, за руку, повел в ЗАГС. Когда ты родился, он записал тебя на свое имя. Уж не знаю, может, Самуил и писал еще, а Сережка не отдавал мне эти письма. Но, знаешь, может, и к лучшему.

      На тарелке росла аппетитная стопка блинчиков. Его маленькая мама уже справилась с волнением и снова была сильной. Она присела рядом и взяла сына за руку.

      – Ты… ты прости меня. Нас. Конечно, рано или поздно ты бы узнал, вот как сейчас. Но случись это в твои лет десять-пятнадцать, один Всевышний знает, что бы было. И у тебя все это время был отец. Настоящий отец. А Самуил… Это был его выбор. И мой. А что ты выяснил? Он жив,