Взметайся, разум мой, в небесны дали. Геннадий Владимирович Тараненко
за гранью красота?
Неподходящий антураж.
Нас ожидает чернота.
Мы скопом все уйдём в тираж.
И там, в небесной тишине,
Мы будем вспоминать о том,
Кто сделал запись на стене
Однажды в темноте тайком.
Что ожидает правых рай,
Другие превратятся в прах!
И с душ снимая урожай,
Нас примет чистыми Аллах.
И сто девиц нас будет ждать.
Накроют стол, нальют вино.
Мы даже не могли мечтать,
Что будет там нам всем дано…
Но оказался это миф.
Нас обманули, как детей.
Рай абсолютно некрасив,
Не ждал непрошенных гостей.
Когда за чистый белый лист бумаги…
Когда за чистый белый лист бумаги
Усевшись как прилежный ученик,
Ты видишь лишь опущенные флаги
И понимаешь, что иссяк родник,
И нет возможности воды напиться,
И сухость ощущается во рту,
И на себя ты начинаешь злиться,
Всë глубже погружаясь в темноту,
Глотая воздух, грудь раскрыв пошире,
Расставив руки в стороны, как Бог,
И в этом чёрством и коварном мире,
Пытаешься почувствовать звонок,
И музу подкупить улыбкой Бога,
Такой открытой, ясной, как слеза,
И не ища дурацкого предлога,
Пуститься в пляс, встав вдруг под образа…
Когда за чистый белый лист бумаги
Усевшись как прилежный ученик,
Поймешь, что наконец поднялись флаги
И заискрил в кромешной темноте родник.
Уймись хозяюшка, уймись…
Уймись хозяюшка, уймись,
Налей ты лучше стопку водки.
И мне душевно улыбнись,
Как ты умеешь, взглядом кротким.
Я шёл дорогой непростой,
Водя с печалью хороводы.
В надежде встретиться с мечтой,
Забыв все прошлые невзгоды.
И сесть за стол, и рассказать,
И душу разложить на части.
Ошибки за собой признать,
Отдавшись в руки женской власти.
Меня ты только не жалей,
Не к этому я так стремился.
И тихо стопочку налей,
И проследи, чтоб не напился.
Меж нами искра пробежит,
И мир вдруг станет чуть светлее.
Трава слегка зашелестит,
Внутри немного потеплеет.
И мы с тобой уйдёт вдвоём,
Босыми по тропе любовной.
И жить мы заново начнём,
Какой-то жизнью безгреховной.
Четыре чёрные стены
Четыре чёрные стены
Меня встречали по утрам.
Как будто метка сатаны
Наотмашь била по глазам.
И в этом правильном аду
Я был с собой наедине.
И нёс, не выспавшись, в бреду,
Сплошную ересь в тишине.
Слова, как раненая плоть,
С меня стекали как могли.
И я пытался побороть
Всю