Исповедь коралловой женщины. Ирина Владимировна Данциг
бабушка промучавшись со мной в эвакуации. Мама не сразу смогла приехать. Знаю, что у мамы были сложные отношения с «дядей», – это был её отчим. Поэтому свои переживания от своей мамы она скрывала. Я же, наоборот, всё маме выкладывала, во все дружбы и ссоры посвящала, о влюблённостях рассказывала, плакала у неё на груди, искала поцелуев и всегда целовала её в умный лобик. Через маму я полюбила образ бабушки. Всегда фотография в рамке из слоновой кости стояла у нас на полке. Для двух других я на аукционе купила дорогие рамки. Как хотелось мне быть мамой, бабушкой, как долго я играла со своей куклой Машей. Но, увы, жизнь зла.
Письма бабушки
Почерк у бабушки был очень мелкий, как бисер. 9 сентября 1930 год, Ленинград. Дорогой Витенька! Шлю тебе привет из Ленинграда, где я гощу уже недельку (у младшего сына Шурика). Собираюсь днями обратно к нашей девочке (Оле). Здесь очень хорошо, хотя погода совсем осенняя. Мне скучно без твоих писем вообще, и в частности мне не хватает поцелуев, которые мне Люша передаёт от твоего имени. Меня она известиями совсем не балует. Сейчас в Москве гостит Ида Ефимовна (та гимназическая учительница, с которой мама дружила до её смерти). Будь здоров, целую тебя крепко. Мамуха (так они звали бабушку).
24 сентября 1930 года. Милый мой Витенька. Завтра у меня большой день: идём получать пакет с почты и заранее радуемся содержимому (Витя из-за границы прислал им посылку). Имею тебе передать привет от моих мальчиков: Зёзи и Шуры. Они были здесь пару дней (в Ленинграде). Я блаженствовала, окружённая моими…, и все мы очень жалели, что тебя не было среди нас. Я бы многое дала, чтобы нас кто-нибудь снял (сфотографировал). Зёзя очень усердно настаивал, чтобы я скоро приехала к нему (в Харьков). Не знаю, наберусь ли я храбрости опять оставить Оленьку одну (бабушка только приехала из-за границы, поэтому навещает всех своих детей). Только что ушёл от нас Саша, просил тебе передать привет и сказать тебе, что он своё квартирное дело выиграл, чем они чрезвычайно довольны. О наших сегодняшних приобретениях тебе напишет Оленька. Я же тебе прибавлю ещё по секрету, что очень по тебе сильно уже скучаю. Мы каждый вечер подводим счёт сколько как Витенька уже уехал. Как долго нам придётся ещё считать? Напиши мне, голубчик, если знаешь, номер дома, где живёт Оленька (мамина кузина) у Вильков (в Германии), или же узнай её новый адрес. Она писала мне, что возьмёт себе комнату. Я хочу ей ответить, но забыла номер дома. Будь здоров. Целую тебя крепко. Мамуха.
Москва – Берлин. 3 ноября 1931 года. «Дорогой мой Витенька, моя открытка должна тебе сказать, что длинное письмо следует. Вчера, после мамы, пришло ж…, а сегодня Олюшка его кончит и отправит. Она тебе обо всём напишет. У нас всё хорошо. Оля хорошо выглядит. Приезжай поскорей к любящим и скучающим по тебе Кошке и Мамухе».
Эта китайская лаковая с перламутром шкатулка попала в наш дом от Бориса Моисеевича Данцига, кузена Виктора Акимовича Данцига (Акиба и Моисей были братьями). Борис Моисеевич часто бывал в Берлине поэтому знал бабушку. В СССР он стал востоковедом, профессором. Внесён в Советскую энциклопедию.