40 ночей с монстром. Анастасия Пырченкова
тоже остался след от ножа и укуса. И ничего. Ни намёка на что-то похожее на шрамы!
Всё также шокировано уставилась на мужчину.
– Что, теперь я тебе не кажусь таким уж и жутким? – усмехнулся тот.
– Не уверена, – ответила честно. – Всё больше кажется, что я впала в кому, и теперь мне снится всякая дичь. Можно мне… посмотреть?
Убедиться в том, что ощущаю.
Хотя и тогда не особо верилось.
Когда он отступил молчаливой скалой, а я смогла дойти до зеркала.
Даже тогда, несмотря на то, что видела и осязала, всё равно не верилось.
Так ведь попросту не бывает!
Вся извертелась в поисках намёка на шрамы.
Ни единого!
А ведь порезы точно были глубокими. Щипались в первое мгновение от воды до срывающегося с губ шипения, так неприятно было. Сейчас же… ничего. Девственно-чистая кожа.
Чертовщина какая-то!
– Тебе что, вообще ничего не объяснили? – раздалось позади хмурое.
Сам мужчина остановился за спиной, сложив руки на груди.
– Не объяснили что? – обернулась к нему.
Он чертыхнулся. И что-то ещё произнёс на своём языке. Определённо нецензурное, судя по отразившемуся недовольству на лице.
– Может и объясняли, но я ни черта не поняла из их английского, если честно. Я в нём… ммм… не сильна. Вообще в языках, если честно…
Отчего-то стало стыдно. Он вон на моём языке как легко говорит. А я… дурочкой настоящей почувствовала себя рядом с ним на этом фоне. Но да, иностранные языки мне не давались никогда от слова совсем. Ни английский, ни немецкий, который мы изучали в школе. Только благодаря подруге и сдавала все контрольные и экзамены по этим двум предметам.
И опять я о ерунде какой-то думаю?
Когда он тут… порезы лечит зализыванием!
Как реально зверь какой!
Просто жуть!
Я даже не знаю, как на это реагировать правильно. И стоит ли? Для него вон это всё точно в порядке вещей.
А я…
А он…
– Да? – фальшиво удивился. – А до тебя обычно считалось, что с рабами разговаривают на их языке, когда те только прибывают, – закончил с нескрываемой злорадством.
И призадумался о чём-то. Своём. Ни разу не хорошем, если учесть, что, пока думал, хмуриться стал всё больше и больше.
Не знаю, что не понравилось ему, лично мне не понравилось сравнение. Я даже про его способности позабыла.
– Я. Не. Рабыня, – произнесла чуть ли не по слогам, сжав ладони в кулаки.
И во второй раз очень пожалела, что нож оставила на другом конце умывальной стойки.
– В самом деле? – выгнул он бровь.
– То, что меня украли и отдали тебе (против моей же воли, кстати говоря), не делает меня твоей собственностью. Ничьей.
– Ты поэтому обратно ко мне прибежала? Потому что вся такая независимая и самостоятельная? – съехидничал он.
Злиться так и не перестал. Наоборот.
А вот мне стало обидно.
Пусть