Музыкальные истины Александра Вустиса. Дмитрий Шульгин
этот автор умеет связывать два звука. Мне кажется, он исполнял всех. Я имею в виду и «левых», так называемых, и «правых», и «средних», и так далее.
– Для вас лично это был 1975-й год?
– Да. Я показал «Сонату для шести», и она хорошо прошла. И, кстати, не потому, что она была уж очень удачно исполнена – ее лучше как раз на репетициях сыграли.
– Это чье было исполнение?
– Играл очень хороший ансамбль солистов, видимо, из Госоркестра. Там был Лева Михайлов – наш блестящий совершенно кларнетист, а дирижировал Петя Мещанинов. Но дело в том, что они все же более удачно играли на последней репетиции. Я очень жалел, что не записал ее. Они просто блистательно сыграли. Ну просто блистательно! А на концерте разошлись. И когда я расстроился, то Денисов меня поздравил и сказал: «Очень они, по-моему, остроумно вас сыграли, Саша!»
– С Губайдулиной вы познакомились в том же году?
– Нет, несколько раньше – в 1972-м. Я очень хорошо помню, что именно она очень поддержала мое вступление в Союз композиторов, когда Борис Клюзнер был председателем этой комиссии. Она там выступила и очень поддержала. Но теперь Соня – это один из самых больших моих друзей. Настоящих друзей! Не в том смысле, что я ее закадычный друг. Нет, конечно. Нет! Но просто она всегда человек колоссальной чуткости и отзывчивости. Я бы так сказал.
– А со Шнитке вы контактировали в те годы?
– С Альфредом как-то у меня не получалось. Правда, я у него, что самое смешное, учился по чтению партитур. Но это был абсолютный формализм. Я, по-моему, педантично, «как идиот», ходил к нему, а он вовсе этого не ждал.
– Это вместо того, чтобы принести свою музыку?
– Нет, вместо того, чтобы давать ему самому заниматься. По-моему, он всегда занимался композицией, если к нему не приходили на занятия. Ходили через одного, в лучшем случае. А я прихожу в свое время с каким-нибудь «Художником Матисом» Хиндемита или еще с чем-нибудь и вижу его отрешенные глаза – какой-то зверский аккорд отзвучал только что, а я зачем-то вхожу и мешаю ему попросту писать музыку. Я только сейчас это понял, «задним числом», что я ему просто мешал. Но, тем не менее, он гуманно поставил мне в конце курса проходную оценку.
– А как вы закончили консерваторию?
– К сожалению, не так блестяще, как училище. Мне даже поставили четверку по сочинению за мою «Симфонию для оркестра – Салманов – председатель комиссии – нашел, что это не симфония почему-то. Но у меня претензий к нему совсем нет. Не симфония, так не симфония. Ну, да ладно. Дело прошлое…
ЧАСТЬ II. О сочинениях (1966–1998)
«Три стихотворения» Моисея Тейфа 1966; для баса и фортепиано.
Перевод Ю. Мориц; dur. 9'
– Давайте начнем с «Трех стихотворений» Моисея Тейфа. Правда, раньше они назывались «Три песни на слова Тейфа», а мой педагог даже хотел, чтобы это были «Песни гетто». Но я остановился все-таки на «Трех стихотворениях Моисея Тейфа»…
Это одно из самых дорогих сочинений. А