Названец. Камер-юнгфера. Евгений Салиас де Турнемир
и я уверен, что они по-русски думают.
Госпожа Кнаус не поняла, дочь ее тоже, и собирались уже спросить, что хочет сказать г-н Шварц, но Карл предупредил их:
– Это правда, вы правы! Мама думает по-немецки, а я и сестра положительно по-русски.
– Ну вот, это срам, это позор! Если бы все немцы поступали так, живя в других странах, то это было бы равносильно предательству своего отечества. Немцы за границами своего государства, находясь среди иноплеменной нации, должны стараться других обучить своему языку, а не учиться умышленно их языку. Возьмите меня в пример. Я в России с того самого дня, когда государыня вступила на престол, вот уж, стало быть, десять лет приблизительно, а я едва знаю пятьсот русских слов и стараюсь неправильно ими пользоваться. Я говорю по-русски только с теми, кто мне нужен, полезен, а по-немецки ни слова не понимает. А вы хотите мне теперь рекомендовать молодого человека, который, так же как и вы, природный немец и позабыл свой язык.
– Он не позабыл его! – вступилась Тора. – Он очень хорошо говорит, но только с особенным выговором, который… который…
И Тора несколько сконфузилась и запнулась.
– Что же? – спросил Шварц.
– Его выговор таков, что он даже хуже моего…
Шварц усмехнулся, потом покачал головой:
– Ну, милая Тора, выговор немецкий у немца, который хуже твоего выговора, – это, должно быть, что-нибудь ужасное.
– Зато он умный, честный, дельный, трудолюбивый! – воскликнула Тора.
– Вот как! На основании чего же ты одарила его всеми этими качествами? Давно ли вы его знаете?
– Две недели! Даже больше…
Шварц рассмеялся:
– Что же вы хотите? Что я должен для него сделать?
– Он бы желал быть на службе, и именно у вас, чтобы посвятить себя, все свои силы делу, которому вы отдали всего себя.
Шварц присмотрелся к лицу девушки и выговорил:
– Вот уж как стала ты изъясняться! Впрочем, ты это повторяешь мои слова, которые я часто говорю при тебе. Ну, хорошо! Пришли мне своего любимца, я погляжу на него, но скажи мне прежде всю правду. Если солжешь, то все равно твоя мать не солжет и скажет правду. Неужели это опять избранник твоего сердца?
Тора слегка покраснела, хотела что-то ответить, произнесла несколько слов без связи и смолкла.
– Вы отчасти правы, – заговорила г-жа Кнаус, – он ей действительно нравится, но до того, что вы думаете, еще далеко. Впрочем, увидим – и я, и вы. Почем знать, может быть, он в самом деле окажется таким, каким нам кажется, – вполне порядочным человеком.
– Никогда!.. – вскрикнул Шварц. – Повторяю: молодой малый, умный, как вы говорите, отказавшийся от своего языка, сделавшийся почти русским, не может быть порядочным человеком!..
Шварц излагал это настолько резко и стал настолько хмур, что г-жа Кнаус и ее дети как бы вдруг присмирели и притихли. Они знали, что Шварц упрям, а в упрямстве своем как бы прихотлив. Он часто легко соглашался исполнить какую-нибудь довольно мудреную просьбу с их стороны, и часто самое простое дело, которое зависело от одного