Названец. Камер-юнгфера. Евгений Салиас де Турнемир
что и так!
Бурцев подумал несколько мгновений, а потом вымолвил:
– Ну, поцелуемтесь еще раз! Кабы было побольше таких в Петербурге, как вы, то, быть может, все бы пришло к благому концу. Только вот что: трудное это дело, и смотрите, как бы тоже с вами не приключилось чего. Если будет какая проруха, то вам головы не сносить!..
– Мне головы моей не жаль. Я ею играю, правда, но это моя ставка, чтобы проиграть или выиграть некое душевное дело. Когда-нибудь, скоро, я поведаю вам все искренно. Вам одному на весь Петербург, потому что сердце мое лежит к вам, и Бог весть почему, – судьба. Или именно потому, что вы меня обидели, заподозрив, что я прислужник немцев.
XVII
За эти же дни в доме г-жи Клаус, где всегда бывало весело и беззаботно, было некоторое смущение. Больше всех была смущена всегда игриво настроенная, веселая Тора.
Однажды около полудня к Амалии Францевне явился давнишний близкий знакомый и даже ухаживатель за молодой девушкой – Лакс. Он был в парадном кафтане, и во всем туалете его было что-то особенное, как бы праздничное. Он заявил, что имеет сказать нечто важное г-же Кнаус, и, оставшись с ней наедине, объяснился. Он поведал о своей давнишней сердечной привязанности к Fräulein Доротее и просил сделать ему честь принять его предложение руки и сердца.
Госпожа Кнаус уже давно, конечно, подозревала намерение Лакса. Сама она не была бы против подобного брака дочери, но Доротея, прежде относившаяся к нему довольно милостиво, с появлением в Петербурге Зиммера совершенно переменилась и в разговорах с матерью заявляла, что сама не понимает, каким образом Лакс мог ей хоть недолго нравиться. А теперь, разумеется, она и слышать не хотела о таком замужестве.
Госпожа Кнаус ответила Лаксу обычным образом. Она объявила, что дочь ее слишком молода, что ей надо обождать выходить замуж, что сама она, г-жа Кнаус, вышла двадцати двух лет и желала, чтобы и дочь ее обождала.
Лакс сконфузился, как бы не ожидая отказа. С той минуты, что он узнал от Зиммера про равнодушие к молодой девушке и вообще про его намерения, он вообразил себе, что препятствий уже никаких нет. Наивно единственным препятствием себе он считал намерение молодого соперника сделать то же предложение Торе.
Лакс заявил г-же Кнаус, что, если он решается сделать предложение, то по совету самого г-на Шварца, которому этот брак был бы приятен. Амалия Францевна ответила, что она знает, насколько г-н Шварц ценит Лакса, но вместе с тем знает, что ее старинный друг никогда не будет настаивать на том, чего не захочет сама Доротея – его крестница.
Лакс попросил позволения объясниться с самой Торой, но г-жа Кнаус нашла это не совсем благоприличным, противным обычаям, исстари заведенным. Лакс удалился со стыдом, но и вне себя и от досады, и от изумления. Он слишком был уверен в успехе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно