Грудинин. Михаил Поляков
как найти, в Москве – миллион машин. Если всё спокойно, через два дня заберу машину – дети, мол, покатались, да бросили.
Он доехал до какого-то дальнего двора, встал на стоянке, в глухом углу, рядом с заброшенной и заваленной мусором детской площадкой. Платком обтерев отпечатки пальцев с рулевого колеса и ручки переключения передач, вышел из машины. Затем, набирая горстями снег, обтёр бампер автомобиля, и по дворам за два часа дошёл до дома. Поужинав оставленными женой в холодильнике котлетами, лёг спать. Спал крепко, без снов.
В отделении полиции всё было так, как он и представлял себе. Молодой, наголо бритый следователь, сидевший за изрезанным лакированным столом недолго расспрашивал его о машине, её особых приметах и по-детски корявым почерком переписывал номера с технического паспорта, который Грудинин принёс с собой. Жена сидела с испуганным выражением на лице, сцепив покрасневшие руки у груди, сам он задавал взволнованным голосом (получившимся лучше, чем он ожидал) вопросы о том – часто ли находят угнанные машины, и если находят, то в каком состоянии? И не следует ли ему самому теперь проехаться по автомобильным рынкам вместе с полицейским нарядом? Упрашивая скорее найти машину, и обещая особое вознаграждение тому, кто первым обнаружит её, он увлёкся так, что почувствовал неизвестное ему прежде актёрское вдохновение, и должен был даже сдерживать себя, чтобы не сказать лишнего. Поставив по окончании процедуры под каждым листом заявления «С моих слов записано верно», подпись и дату, он вышел на улицу. Всё было кончено.
V
…Осуждённых, выстроив в ряд, вывели на широкий тёмный двор, огороженный высоким забором с колючей проволокой. Там, на пахнущем бензином и весенней сыростью дворе, они простояли около десяти минут, перешёптываясь и топчась на месте, сбивая в слякоть грязный мартовский снег. Наконец, прибыл автозак, или автозэк, как его называют заключённые – длинный, похожий на грузовик автомобиль с единственным зарешеченным окном. По одному, наступая на дребезжащую приставную лестницу, арестанты поднялись в салон. На входе – решётка, разделяющая внутреннее пространство на две половины, перед которой сразу уселся, поправив полу бушлата, конвойный с автоматом. За ней – две металлические скамьи по периметру. Грудинин, последним пройдя по салону и ногами задевая колени уже сидевших заключённых, устроился на дальнем от окна конце скамьи, в темноте. Мотор взревел, и автомобиль, вздрогнув, тронулся с места.
Сидевший возле входа молодой зэк, парень лет восемнадцати, обхватив худыми руками решётку, заговорил с конвойным – широкоплечим угрюмым прапорщиком с опухшим со сна, оплывшим книзу лицом.
– Так что там на зоне-то, нормально? – спрашивал он разносящимся по салону звонким детским голосом.
– Приедешь, узнаешь.
– Я просто впервые еду, никогда там не был.
– За что тебя? – не поворачивая головы и поправляя ремень автомата, спросил конвойный.
– Да за кражу.
– Что украл-то?
– С