Опасная игра Веры Холодной. Виктор Полонский
процессе, на что Владимир, по своему обыкновению, ответил, что он защищает не преступника, а его законные права и что права эти есть даже у таких, как Турпасова или тот чиновник Министерства финансов, который задушил свою супругу (кругом только и душат!), отволок хладное тело в погреб, порубил его там на куски взятым у дворника топором, разложил по мешкам, чтобы удобнее было вывезти за город и спрятать в каком-нибудь укромном месте.
Глаза заволокло туманом, ослепительные белые вспышки сменились тусклым красным мерцанием, похожим на мерцание углей в печи, в ушах уже ничего не звенело, их словно заложили ватой… Вера явственно ощутила, что умирает, и готова была разрыдаться не столько от жалости к себе, сколько от чувства несправедливости – почему ее нерожденный ребенок обречен на смерть вместе с ней? В чем вина малютки? Почему все так ужасно?
Тонкий, едва уловимый аромат миндального мыла подействовал отрезвляюще. Миндальное мыло – почти родное, им пользуется тетя Лена… Вера почувствовала, что продолжает сжимать в левой, безвольно повисшей руке спицу с начатым вязаньем. Судорога свела пальцы, благодаря чему спица не упала. Не отдавая себе отчета, поступая скорее инстинктивно, нежели осознанно, Вера повернула кисть таким образом, будто собиралась почесать спину кончиком спицы, и, собрав воедино все оставшиеся силы, сделала резкий тычок.
В тумане, застилавшем глаза, проступило лицо покойной бабушки Екатерины Владимировны.
– Тупой иглой не нашьешься, а тупыми спицами не навяжешься, – строго и наставительно, в обычной своей манере, сказала бабушка. – Тупыми спицами только в носу ковырять…
«Не нашьешься – не навяжешься» бабушка повторяла часто, а вот про то, чтобы в носу спицей ковырять, даже тупой, услышать от нее было невозможно. Бабушка не любила шуток, не понимала их и вообще считала все «пустословье» чепухой. Внимания, по ее мнению, заслуживали только серьезные вещи и дельные разговоры. Суровая была бабушка, царствие ей небесное.
Уши были заложены, поэтому Вера не услышала ни крика Душителя, ни его громких шагов. Подкрадывался он к ней на цыпочках, соблюдая максимальную осторожность, а уйти (бежать не позволяла раненая нога) постарался так быстро, насколько это было возможно. Он заботился не о том, чтобы не производить лишнего шума, а лишь о том, чтобы исчезнуть до того момента, когда Вера обернется. Если обернется – плохо. Придется вернуться, добить ее тем же оружием, которым она ранила его, а потом рассказывать всем историю про то, как он застал Веру в компании незнакомого мужчины, который со словами «Так не доставайся же ты никому!» заколол ее выхваченной у нее же спицей, после чего набросился на случайного свидетеля своего злодеяния, ранил его в ногу и убежал. Слабая версия, шаткая, непрочная, как карточный домик… Но за неимением лучшего приходится обходиться тем, что есть. Ничего, главное – держаться убедительно, это производит впечатление, а для подкрепления версии «убийца-ревнивец» можно будет сделать кое-что в ближайшие же дни. А сейчас надо убраться подальше,