Томек и таинственное путешествие. Альфред Шклярский
с таким международным обществом, – ответил капитан, не называя своей фамилии. – Чем могу служить?
– Мы хотели бы нанять ваше судно для перевозки экспедиции в район Благовещенска, где мы собираемся заняться ловлей местных птиц.
– Гм, неудобный груз… Тигры, лошади, собаки, телеги, люди и… господин Павлов, – громко перечислял капитан, рассматривая лагерь путешественников.
– Мы сделаем все возможное для того, чтобы не причинить вам лишних хлопот, – вмешался Вильмовский.
– К сожалению, я не смогу разместить вас всех в каютах «Сунгача», – сказал капитан.
– Нам это нисколько не мешает, ведь и без того часть наших людей должна находиться на баржах рядом с животными, – любезно добавил Смуга.
– Гм, мне необходимо обдумать ваше предложение, – с явной неохотой в голосе ответил капитан.
Потерявший терпение боцман подошел к Смуге и довольно громко сказал по-польски:
– Если бы на моей калоше появился такой спесивец, то он в три мига очутился бы за бортом. Предложите ему монету, он сразу же станет мягче!
– Не мешайте, боцман, – шепнул Вильмовский.
Капитан «Сунгача» стоял, задумавшись, слегка склонив голову на грудь. Вдруг он заглянул боцману прямо в глаза, подошел к нему так близко, что грудью коснулся груди боцмана.
– Это что, в Германии такие обычаи, что боцманы бросают за борт капитанов? – вызывающе спросил капитан тоже на польском языке. – Со мной не так-то легко справиться!
– Не вводи меня во искушение, браток, – проворчал боцман прямо в лицо капитану.
Тот расхохотался и воскликнул:
– Ну наконец мы договорились! Немец и англичанин говорят по-польски. Очень интересное общество. Не удивляюсь, что исправник включил в его состав своего шпика! Однако, если господин Броль, укротитель животных, он же боцман, хочет выбросить меня за борт, я готов предоставить ему для этого случай. Грузите, господа, свой табор на баржи. Раз вы поляки, то мы как-нибудь потеснимся, а ваши паспорта меня мало интересуют. Насчет денег поговорим позже!
– Спасибо вам, господин… извините, я недослышал вашу фамилию, – сказал Смуга, придержав капитана за руку.
Капитан помрачнел, прищурил глаза и вызывающе ответил:
– Анастасий Петрович Некрасов, к вашим услугам, бывший матрос Балтийского флота, приговоренный к пятнадцати годам каторги за контрабандную перевозку нелегальных листовок в Петербург. Нужны ли вам еще какие-нибудь рекомендации? На каторге в Каре я сидел вместе с Коном, Рехневским, Маньковским, Дулембой и Лурией[34].
– Нам не нужны рекомендации, капитан! Неужели вы на каторге научились так хорошо говорить по-польски? – спокойно спросил Вильмовский.
– Нет, этот язык был мне знаком и раньше, – ответил капитан и, словно внезапно забыв польский, начал по-русски обсуждать подробности погрузки имущества экспедиции на баржи.
К группе беседующих мужчин подошли нанайцы, а потом из палатки показался Павлов. Некрасов
В 1873 году на берегу реки Кары, близ нерчинских серебряных рудников, была построена тюрьма, где отбывали наказание политические преступники, приговоренные к каторжным работам. Среди заключенных были представители всех национальностей царской России. Первыми поляками, приговоренными к каторге за социалистическую деятельность, были члены партии «Пролетариат» Феликс Кон, Тадеуш Рехневский, Мечислав Маньковский и Хенрик Дулемба. Вместе с ними в Каре отбывал наказание русский капитан Николай Лурия.