Удольфские тайны. Анна Радклиф
иметь о вас, – заметила тетка, – потому что я покончила со всей этой историей. Но, думаю, он не получит худого мнения обо мне за мое осторожное поведение. Я показала ему, что со мною нельзя шутить и что я, по своей деликатности, допустить не могу тайной корреспонденции в моем доме.
Много раз Эмилия слышала слово «деликатность» в устах госпожи Шерон, но теперь она более, чем когда-либо, сомневалась, чтобы тетушка могла проявить свою деликатность в таком деле, где она с начала до конца повела себя до такой степени бестактно.
– Брат поступил очень необдуманно, навязав мне наблюдение за вашей нравственностью, – проговорила госпожа Шерон. – Я желала бы, чтобы вы повыгоднее пристроились в жизни. Но если меня еще будут беспокоить такие посетители, как этот вот Валанкур, то я, недолго думая, засажу вас в монастырь. Так и помните! Представьте, этот молодой человек имел дерзость признаться мне, что у него состояние очень незначительное и что он находится в зависимости от старшего брата и от выбранной им профессии! Следовало бы по крайней мере скрыть эти обстоятельства, если он надеялся получить мое согласие. Неужели он имел дерзость думать, что я выдам замуж свою племянницу за такого бедняка, каким он отрекомендовал себя?
Эмилия осушила слезы, услыхав о чистосердечном признании Валанкура. Разоблаченные им обстоятельства правда не благоприятствовали ее надеждам, но искренность его поведения доставила ей радость, заслонившую все прочие чувства. Она уже успела убедиться на опыте, несмотря на свою молодость, что здравого смысла и благородной прямоты не всегда достаточно в борьбе с глупостью и узкой хитростью. Ее сердце было настолько не испорчено, что в эту трудную минуту она больше гордилась добрыми качествами своего возлюбленного, чем огорчалась торжеством тетки.
Госпожа Шерон продолжала наслаждаться своей победой.
– Он заявил мне, между прочим, что не примет своей отставки ни от кого, кроме как от вас самой. Но я наотрез отказала ему в свидании с вами. Пусть знает, что моего неодобрения совершенно достаточно. Кстати, опять-таки повторю вам, что если вы выдумаете какое-нибудь мне неизвестное средство устраивать свидания с ним, то я попрошу вас оставить мой дом немедленно.
– Как же мало вы меня знаете, тетя, если считаете нужным делать мне подобное внушение, – воскликнула Эмилия, проглатывая обиду, – и как мало вы знали моих дорогих родителей, воспитавших меня!
Вслед за этим госпожа Шерон отправилась одеваться на предстоящий званый вечер. Эмилия охотно отказалась бы сопровождать свою тетку, но она боялась, что ее просьба остаться дома опять возбудит нелепые подозрения. Когда она пришла к себе в комнату, та небольшая доля твердости, какая еще поддерживала ее до сих пор, вдруг покинула ее. Она помнила только, что разлучена с Валанкуром, в характере которого с каждым разом открывались все новые прекрасные черты, – разлучена, быть может, навеки! И она проплакала все то время, которое ей следовало бы посвятить туалету. Оделась она наскоро, и когда появилась к обеду, то