Триумфальная арка. Эрих Мария Ремарк
сказал Равик.
Они играли около часа. Наконец Морозов поднял глаза от доски.
– Пришел Шарль, – сказал он. – Кажется, ты ему зачем-то нужен.
Молодой парень, помощник портье, подошел к столику с небольшим пакетом в руках.
– Велели передать вам.
– Мне?
Равик разглядывал пакетик. На белой папиросной бумаге, перевязанной ленточкой, адреса не было.
– Мне не от кого получать пакеты. По-видимому, ошибка. Кто принес?
– Какая-то женщина… дама…
– Женщина или дама? – спросил Морозов.
– Так… что-то среднее.
Морозов добродушно ухмыльнулся:
– Довольно остроумно.
– Здесь нет фамилии. Она сказала, что это для меня?
– Не совсем так… Она сказала – для врача, который здесь живет. И… в общем, вы знаете эту даму.
– Она так сказала?
– Нет, – выпалил парень. – Но на днях она была тут. С вами, ночью.
– Иногда ко мне действительно приходят дамы, Шарль. Но тебе должно быть известно, что скромность – высшая добродетель отельного служащего. Нескромность пристала только великосветским кавалерам.
– Вскрой пакет, Равик, – сказал Морозов, – даже если он и не предназначен для тебя. В нашей достойной сожаления жизни мы проделывали вещи и похуже.
Равик рассмеялся и раскрыл пакет. В нем была маленькая деревянная Мадонна, которую он видел в комнате той самой женщины. Он попытался припомнить имя. Как же ее звали? Мадлен… Мад… забыл. Что-то похожее, во всяком случае. Он осмотрел папиросную бумагу. Никакой записки.
– Ладно, – сказал он помощнику портье. – Все в порядке.
Равик поставил Мадонну на стол. Среди шахматных фигур она выглядела довольно нелепо.
– Из русских эмигрантов? – спросил Морозов.
– Нет. Сперва и я так подумал.
Равик заметил, что губной помады на Мадонне больше нет.
– Что с ней делать?
– Поставь куда-нибудь. Любую вещь можно куда-нибудь поставить. Места на земле хватает для всего. Только не для людей.
– Покойника, вероятно, уже похоронили.
– Так это та самая женщина?
– Да.
– Ты хоть раз справился о ней? Сделал для нее еще что-нибудь?
– Нет.
– Странное дело – нам всегда кажется, что если мы помогли человеку, то можем отойти в сторону; но ведь именно потом ему становится совсем невмоготу.
– Я не благотворительное общество, Борис. Я видел вещи пострашнее и все равно ничего не делал. С чего ты взял, будто ей именно сейчас так тяжело?
– Посуди сам, только теперь она до конца почувствовала свое одиночество. До сих пор рядом с ней был мужчина, пусть даже мертвый. Но он был на земле. Теперь же он под землей… ушел… его больше нет. А вот это, – Морозов показал на Мадонну, – не благодарность. Это крик о помощи.
– Я спал с ней, – сказал Равик, – не зная, что у нее случилось. Я хочу об этом забыть.
– Чепуха! Как раз это – самая пустяковая вещь на свете, если нет