Серьезные мужчины. Ману Джозеф
не принимая в доме индуистских божков, он уже некоторое время втайне желал, чтобы Оджа в этой войне победила. Он хотел сдаться, но сдаться неохотно, чтобы религия привилегированных использовалась в его доме для развлечения и образования, но и только. Он хотел, чтобы Ади рос, постигая мораль, патриотизм и богов. А когда мальчику исполнится двадцать, ему, глядишь, хватит мозгов все это отринуть.
Оджа вытерла слезы и сердито вперилась в мужа. По ее взгляду он понял, что́ она дальше скажет.
– Его ухо, – сказала она и заплакала, прижимая запястья к глазам, – этого могло бы не случиться, будь у нас боги.
– Хватит! – завопил Айян.
Когда-то Айян думал, что, может, никогда не станет отцом. Задолго до женитьбы на Одже он однажды наведался в свежеоткрывшийся банк спермы при клинике планирования семьи – с безумной затеей подарить свою далитскую сперму благородной, но бездетной браминской паре. Он слыхал, что банки спермы не раскрывают личности донора, так что его сперма могла бы оплодотворить сотни ни о чем не подозревавших высокородных женщин. Он надеялся, что повсюду появятся угрюмые крепыши-далиты. Но тамошние врачи сказали ему, что у него есть какая-то неполноценность и его вклад не может быть принят. У него концентрация сперматозоидов, сказали они, вдвое ниже нормы.
Он сообщил об этом Одже через много месяцев после свадьбы.
– Поскольку концентрация моих сперматозоидов вдвое ниже нормы, будь дважды готова спать со мной, – сказал он.
Она ответила полусонно, не отрываясь от складывания одежды:
– Не понимаю я всей этой математики.
Вопреки его страхам уже через три года их брака родился Ади. Посреди безумия родов – и Айян этого никогда не забудет – Оджа орала жутчайшие ругательства. Он и не знал, что у женщины язык повернется такое сказать, а уж у его жены и подавно.
– Мой муж – сучий потрох! Чтоб ему жопу разорвало! – орала Оджа на тамильском. Но такова традиция. Женщинам ее племени во время родов полагалось оскорблять мужей.
Ади рос, и постепенно они поняли, что он почти полностью глух на левое ухо. Оджа считала, что это боги гневаются. Вечную улыбку Будды она всегда расценивала как умиротворенность вселенски бессильного мужчины. А все волшебство было у других богов – у индуистских. Однажды ночью она сразила Айяна наповал:
– Ты любишь мужчину, который обрел Бога под деревом бодхи. А бодхи – брамин. Вот так-то.
Айян не выносил, когда Оджа плакала. Сердце у него наливалось тяжестью, а в горле холодело. Он порылся в мыслях, чего бы такого сказать о боге-слоне, которого завтра собирался выкинуть у обочины. Чего-нибудь веселого.
– А знаешь, Оджа, – сказал он, – в хоботе слона четыре тысячи мышц.
Когда-то ей нравились такие факты. Она любовалась этим странным миром и своим мужем, который столько всего знает. Он целыми днями собирал такие факты – скармливать ей.
– А ты знала, что слоны умеют плавать? – добавил он. – Пять лет назад целое стадо слонов проплыло триста километров до удаленного