Дорога к счастью. Владимир Васильевич Киреев
ляда ты к нам лезешь?! – огрызнулся Степан, вступая в спор.
Незнакомец осуждающе покачал головой и, снова отвернувшись, стал смотреть в окно.
– Да бросился на меня ни с того ни с сего, – оправдывался Еремей. – Я испугался и двинул ему.
– Слабак он, – поддакнул Степан, вытирая ладонью мокрые губы.
Ефим очнулся, в глазах его показались слезы, тело охватила дрожь. Чтобы какая-то вшивая сволочь била его?! Он медленно встал и, подавшись вперед, широкой ладонью схватил Еремея за горло. Но тут вмешался половой и разнял пьяных драчунов. Еремея посадил за стол, а Ефима повел на выход.
Шаркая плечом по стене, Ефим добрел до двери, толкнул ее рукой и, перешагнув за порог, упал на пол. В падении задел рукой пустые ведра, которые с грохотом разлетелись по крыльцу. Немного полежав, поднялся и прошел через двор. Затем опустился на лавку под липами. Вокруг было тихо, безлюдно, и только из шинка доносились обрывки громких слов. И стало ему одиноко и тоскливо в этом темном дворе, и страстно захотелось пойти домой, чтобы там, у домашнего очага, потолковать с отцом и братьями о будущем урожае, о своих крестьянских заботах. Все обыденное стало так мило и близко его душе – его братья, жена, семья, их разговоры.
– Эх, да что там отец да братья, – отмахнулся Ефим, печально покачав головой. – Все это враки с пьяных глаз. А доведись с ними сейчас встретиться, ни о чем не стал бы с ними говорить. Не о чем!
Ноги заплетались, и он, шаркая, плелся по темной улице. Душа запросила песни, и по всей округе понеслось:
– Из-за острова на стрежень…
– Да за что такое наказание?! – всплеснула руками Меланья, поджидавшая его у плетня.
Ефим зло ухмыльнулся:
– Как работаем – никто не видит, а как выпьем, так всякий видит, – и, шаркая лаптями по траве, поплелся спать на сеновал, в хату при отце не посмел зайти.
Тихо в доме, все спят, и только Меланье не спится. Тревожные мысли рвут ее сердце. Она стоит под образами:
– Господи наш милосердный, спаси и сохрани нас, грешных…
Молится Меланья, умоляюще смотрит на Черниговскую икону Божьей Матери и просит Царицу Небесную помочь ей и ее деткам и наставить на путь истинный мужа ее, огородить его от лихой напасти – пьянства…
5
Утром Анна первым делом разбудила снох. Каждой наказала, какую работу выполнять. И хотя те сами знали, чем заняться, все равно почтительно слушали и согласно кивали: порядок такой. А дом, как известно, на порядке держится да на строгости.
Загудел огонь в печи, захлопали двери, забрякал подойник, на дворе нетерпеливо замычали коровы.
Запахло квашней, закипел самовар. Дом проснулся.
Ефим в рубашке, измазанной кровью, и в грязных штанах неторопливо прошел в хату, к чему-то прислушиваясь. Босой, с багрово-синим носом на заросшем щетиной лице, он явно не желал встречи с отцом.
Он смотрел на домочадцев крошечными щелками заплывших глаз, дрожал и трезвел, сидя на топчане.
Мать Анна с Лукерьей и внучатами