Коллизия Моэля. Лев Сергеевич Соннов
срок 20 лет, пару лет после выхода из тюрьмы не был замечен за деянием связанным с наркоторговлей, и о нем не было слышно ровно до момента его убийства.
Теперь моя теория о том, что это могла быть месть, имеет некоторые основания под собой, но я должен изучить его досье дальше.
Из родственников никого в живых не имел, жил в квартире, в которой был убит, ровно после отсидки, то бишь пару лет. Тесный контакт с соседями не имел, со времен своей пиковой преступной активности, со всеми, так или иначе, повязанных общим делом с ним, контакт не поддерживал, и в сухом остатке выходит так, что Оливер Тамгон был тихоней после тюрьмы, и как-то либо замеченным был, лишь в свои лучшие годы, потому судя по всему копать придется еще глубже, чтобы вызнать убийцу.
Я закрыл папку, отложил ее в сторону и достал из внутреннего ящика стола вишневую настойку, налил ее в стопку и мигом опустошив, облокотился об кресло, задумался: Перво-наперво нужно вновь будет обследовать место преступления, без чьего либо вмешательства, во-вторых узнать точную причину и время смерти жертвы, но не ясно куда отправили труп, в наш или 12 участок. В-третьих, я должен буду опросить соседей Тамгона, они наверняка должны были быть осведомлены о том, что делал Оливер все эти годы, пока жил в Тонгойке, ну и в-четвертых, обстоятельства на протяжении дня покажут, что делать дальше.
Я вновь открыл настойку и налил в стопку, опустошив которую, пододвинул с угла стола пепельницу, с выгравированным на дне лицом Тонгоевым, сохранившиеся спустя столько времени, открыл ящик с другой стороны стола и достал сигареты, что пахли кофе. Само по себе кофе я не любил, однако его запах в сигаретах был что-то с чем-то, и легким движением пальцев открыл бензиновую зажигалку, которую в момент же и зажег, подкуриваясь и сладко затянувшись болью воспоминаний, которые держал в своих легких до момента, пока не почувствовал, что закашляю и с тяжестью между ребер выдыхал в темный потолок, покуда из освещения в моем пространстве была только настольная, желтушная лампа и частый свет в вечерне-ночном окне, позади моего рабочего места, которое почти всегда было зашторено жалюзи, но тем не менее сквозь полосы проблескивали фонари мото-карет и автобусов. Толкнувшись на кресле в сторону, я повернулся в сторону окна, рассматривая через жалюзи разный блеск света, в общей кучи наступившей вечерней тьмы. Я снова затянулся и дымка, что будто текла через мой нос и рот, заполонила мои закрывающиеся глаза.
На момент отключившись, я вновь разинул свой взор, и передо мной опять всплыло то самое кафе и «она» – на ее лице виднелась толика беспокойства, но общий фон ее лица составляла грусть.
– Вив, я больше тебя не люблю. – С каждым промолвленным словом она говорила все тише, перейдя вовсе на шепот с последним словом.
Я… опешил, обомлел, впал в прострацию. Раньше я думал, что же ощущают маньяки, что безумно творят ужасные вещи, не давая себе отчет, что они делают. В этот момент я прочувствовал