Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк
посетители, кроме нас, ушли.
– Нет ли поблизости какого-нибудь другого заведения, которое еще открыто? – спросил Шварц.
Кельнер сказал, что в Лиссабоне нет широкой ночной жизни. Когда Шварц дал ему чаевые, он вспомнил, что есть одно заведение для избранных, русский ночной клуб.
– Очень элегантный, – добавил он.
– Нас пустят туда? – спросил я.
– Конечно. Я просто хотел сказать, что там есть элегантные женщины. Всех наций. Немки тоже.
– Долго ли бывает открыт клуб?
– Пока есть посетители. Теперь он всегда полон. Есть и немцы. Довольно много.
– Какие немцы?
– Просто немцы.
– С деньгами?
– Конечно, с деньгами. – Кельнер засмеялся. – Ведь клуб не из дешевых. Но очень веселый. Скажите, что послал Мануэль, и вас больше ни о чем не спросят.
– А разве вообще нужно о чем-нибудь говорить?
– Да ничего! Просто портье запишет какое-нибудь вымышленное имя, и вы станете членами клуба. Пустая формальность.
– Хорошо.
Шварц заплатил по счету.
Мы шли по улице с лестницами, которые вели вниз. Палевые дома спали, прислонившись друг к другу. Из окон доносились вздохи, храп, дыхание людей, не знавших никаких забот о паспортах. Шаги отдавались яснее, чем днем.
– Электрический свет, – сказал Шварц. – Он вас тоже ошеломляет?
– Да. Трудно отвыкнуть от затемненной Европы. Все время думаешь, что кто-то забыл повернуть выключатель и что вот-вот начнется воздушный налет.
Шварц остановился.
– Мы получили огонь в дар потому, что в нас было что-то от Бога, – сказал он вдруг с силой. – И теперь мы прячем его, потому что убиваем в себе эту частицу Бога.
– Насколько я помню, огонь не был подарен нам. Его украл Прометей, – возразил я. – За это боги наградили его неизлечимым циррозом печени. Мне кажется, это больше отвечает нашему характеру.
Шварц посмотрел на меня.
– Я уже давно не могу иронизировать, – сказал он. – И испытывать страх перед громкими словами. Когда человек иронизирует и боится, он стремится принизить вещи.
– Может быть, – согласился я. – Но разве так уж необходимо, став перед несбыточным, повторять про себя: оно невозможно? Не лучше ли постараться преуменьшить его и тем самым оставить луч надежды?
– Вы правы. Простите меня, я забыл, что у вас впереди дорога. Разве тут есть время думать о пропорциях вещей!
– А вы никуда не едете?
Шварц покачал головой:
– Теперь уже нет. Я возвращаюсь обратно.
– Куда? – спросил я удивленно.
Я не мог поверить, что он опять возвращается в Германию.
– Назад, – сказал он. – Потом объясню.
III
Ночной клуб оказался типичным русским эмигрантским увеселительным заведением, каких после революции 1917 года множество возникло по всей Европе – от Берлина до Лиссабона. Те же аристократы в качестве кельнеров, те же хоры из бывших гвардейских офицеров, такие же высокие