Опаленные войной. Михаил Костин
наш отряд, уходящий вглубь леса. Когда ужасные звуки стихли, мы остановились, и я тут же упал на землю. Рядом со мной упал Вила. В ночной тьме казалось, что его лицо полностью черное, и только наклонившись, я понял, что оно в крови. Солдат лежал с закрытыми глазами и тихо стонал. Было не понятно, как он шел все это время. Удар когтистой лапы буквально содрал кожу с его головы.
– Эйо! – крикнул я. – Эймс! Помогите!
– Здесь… – отозвался сержант.
– Нужно отлежаться, – в голосе Эймса слышалась усталость, – ночью мы рискуем заблудиться. Или угодить в ловушку.
– Согласен, – Эйо нехотя кивнул.
– Какие у нас потери?
Рыжий коснулся шеи Вилы, лежащего на снегу, – его мы потеряли.
– Моя вина. Нужно сразу было в лес идти, – сказал сержант после недолгой паузы.
– Не вини себя, – попытался успокоить я спутника.
– А кого мне еще винить? – говорил он со злостью в голосе. – Я должен был предусмотреть! Я командир! И это мой долг и моя вина.
– В том, что случилось, нет ничьей вины, – покачал я головой. Мне было больно слышать то, как Эймс корит себя. – Это просто случилось и все. И чтобы идти дальше, мы должны собраться. Нельзя раскисать. Без тебя мы бы и дня здесь не продержались. Подумай об этом.
Сержант молчал.
Эйо, воспользовавшись моментом, организовал место для привала. Вместе с остальными он нарубил лапника и уложил его на снег. На большее сил уже не хватило, но и такую постель уставшие люди принимали с благодарностью. Первым на часы встал сам Эйо, хотя и устал не менее других. За ним вызвался дежурить Эймс. Мне, несмотря на горячие просьбы, в праве стоять на часах было отказано – после удара плечо сильно кровоточило.
Двое старых служак категорически указали на лапник, а Эйо пожертвовал свой плащ, взамен утраченного во время боя. Луса, Дово и Эжена упрашивать не пришлось. Они спали вповалку, укрывшись плащами и еловыми ветками, зарывшись в них, точно медведи. Перед сном я вдруг понял, что меня окружают настоящие бойцы, крещеные кровью. Своей и чужой. Люди, которые смотрели в глаза смерти и не бежали от нее, а сражались за свою жизнь. Сквозь усталость я вспомнил, как погиб за меня старый отшельник Ирк, как ушел под снег Аро, как тихо умер Вила, почему они пожертвовали собой? За что? За какие блага? Теперь этого уже не узнаешь…
Спрятаться от холода было некуда. Костер мы решили не разжигать, чтобы не привлекать ненужного внимания и не давать предполагаемому противнику ориентир. Вместо этого мы сбились в кучу, так было проще сохранить остатки тепла. Иногда то один, то другой, переползали в центр, – грелись. Во время отступления были оставлены все лишние вещи, в том числе плащи и готовые для поджигания факела. У многих была разорвана одежда. Радовало только то, что раны были легкие. Ночевка в лесу имела только один плюс – деревья гасили ветер. На этом положительные моменты заканчивались.
Уже во сне я ощутил всю ту горечь и боль, которую испытывал стоящий в темноте сержант Эймс. Понял я еще и то, что теперь буду жить