Две Елисаветы, или Соната ля минор. Судьба твоя решится при Бородине. Две исторические пьесы. Цецен Алексеевич Балакаев
послал своих соколов в полёт,
Усмирить яра – чёрна ворона,
Наказать его стаю хищную,
Отомстить за кровь милых детушек,
За их гнёздышки, житьё тёплое.
Потемнел вдруг свет от полёта их
Ветры шумные раздались от крыл.
Понеслись в путь ясны соколы,
А пред ними сам быстрый млад Орёл.
Как настиг Орёл чёрна ворона,
Как пустил Орёл соколов своих.
Как ударили – разметали всё…
И яр – чёрный вран пред Орлом не смог,
Пал, ударился о сыру землю.
В нём забилося сердце чорствое,
Содрогнулася душа мрачная.
Ждёт он гибели неизбежныя,
Но быстр млад Орёл – чужд отмщения,
Не хотел убить хоть врага – птицу,
Притупил лишь ей когти острые,
Но оставил жизнь – для разскаянья.
Не летать было чёрну ворону
В леса мирные возмущать покой,
Не ходить было гаду подлому
На святую Русь с злобным помыслом.
Орёл Севера соколов пустил,
И без крыльев стал вражий чёрный вран.
Закончив петь, матросы выбегают, другие вбегают с огромными плетёными корзинами с цветами, которые ставят вкруг трона. С рейда раздаются оглушительные залпы, и в открытые окна врываются густые клубы порохового дыма. Среди орудийной пальбы слышны громовые крики «Ура!», «За матушку цесаревну Елисавету!», «Виват графу Орлову!» и «Да здравствует российский флот!»
Занавес падает.
Занавес опущен. Тревожная тёмная ночь. Справа выходит Рибас в длинном чёрном плаще, в шляпе с большими полями и с чёрной повязкой, закрывающей лицо ниже глаз. Он внимательно осматривается, осторожно ступая, доходит до середины сцены, затем прислушивается и внезапно исчезает в складках занавеса.
Мгновение спустя слева появляется Иезуит, тоже закутанный в длинный плащ и в широкополой шляпе, осматривается и прислушивается. Пройдя сцену, он скрывается в правой кулисе, затем появляется снова и начинает внимательно исследовать складки занавеса. Наконец, он успокаивается.
Иезуит: Проклятая Алина! Проклятая любовь… Пагубная страсть… О, как я страдаю. Страдаю и люблю с самого того сладкого и проклятого мига, как я увидел её.
Он снимает с шеи медальон, открывает и любуется портретом, периодически прикладываясь к нему губами.
Она божественно прекрасна. Она дьявол. О, ради неё стоило жить. И умереть. Ради неё покинул я родину, дом, родителей, службу, я позабыл свой долг. Лишь только она взглянула на меня своими зелёно-изумрудными глазами. Её глаза это смертельный омут, в котором так сладко тонуть… И лживые слова, которым веришь всей душой.
Достаёт из-за пазухи письмо, разворачивает и читает, временами разражаясь дьявольским смехом.
Ведь знаю, что ложь, но так хочется верить. Лишь четыре слова. «Приходи… Я твоя… Алина». Ах, как я бросился к ней, сломя голову. Ведь оказалось, что письмо было не мне, что пишет она такие же дюжинами, и это попало мне по ошибке. И ведь она даже глазом не моргнула, а сразу же уложила меня в