Переплетение. Алексей Поселенов
дома тепло станет, и бабушка домой к себе пойдет, – голос у неё сделался елейным, и она засюсюкала, коверкая слова: – Не надо плакать, не надо, ути-ути, маленькие мои, Анечка наша…
Николая вся эта сцена с сюсюканьем почему-то неприятно раздражила.
– Чего вы с ней так разговариваете? – спросил он резковато.
– Как? – не поняла тёща.
– Как с дурочкой недоразвитой. Нельзя нормально говорить, что ли, не коверкая слов?
Та изумленно посмотрела на зятя:
– Так чего такого-то? Она ж маленькая ещё, всегда так с маленькими говорят.
– Ладно… Я так просто, – Николай уже пожалел, что грубовато заговорил с тёщей. – Может, она голодная?
– Да нет, я её покормила недавно. И поспали мы уже. Зубки это, зубки…
Николай затопил печку, и тёща, положив внучку в кроватку, быстро собралась и ушла домой. Анютка снова захныкала, и отец, подхватив её на руки, стал кружить по небольшой комнате.
– Ну всё, всё… Успокойся, – приговаривал он, но дочь не унималась.
Минут через двадцать пришла Екатерина. Уставшая, с потухшим взглядом, она, опустив плечи, села на тот же табурет, на котором сидел, придя домой, Николай, и стала снимать сапоги.
– Ой… – вздохнула она. – Чего-то я сегодня умаялась совсем… Сплошь валят простудники, как раз сейчас сезон такой. Всякие ОРЗ начались да прочие гадости.
Николай, держа на руках дочь, подошел к жене:
– Слушай, мать твоя говорит, у неё зубы режутся, хнычет весь день, и я вот как пришел, так ноет и ноет, в кроватку не положить.
– Ну да, началось у неё. Куда деваться, – без эмоций отреагировала на его слова жена, стягивая с себя плащ.
Николая её безэмоциональность немного разозлила:
– Что значит, куда деваться? Ты же медсестра, ёлки‑палки! Сделай что‑нибудь! Ты же мать, должна знать, что в таких случаях делать надо!
Екатерина удивленно посмотрела на мужа:
– Так, а чего тут сделаешь? Все они так… Дёсны у неё болят, чешутся. Надо просто что-то дать ей: соску, игрушку какую-нибудь, чтоб грызла. Меньше будет плакать.
– Ну вот и дай, – нахмурившись, Николай всучил дочку жене.
– Так я хотела ужин разогревать, – растерялась та.
Но муж, ничего не ответив и накинув куртку, вышел на улицу, сердито хлопнув дверью. У Николая снова поднялась внутри волна раздражения и неясной неудовлетворенности. Он пошел в углярку набрать на утро угля с дровами, но, отставив лопату в сторону, задумался: «А ведь и вправду – что я видел кроме Катьки? Ведь никого и не знал больше».
Ему снова вспомнились те две девушки, которые были в квартире, где они с Краузом устанавливали сегодня дверь. Были они совсем не такие, как его уставшая жена. Какие-то веселые, раскованные… «Хотя, нет… Это та, которая Татьяна, хозяйка – она веселая, а вторая, которая позже пришла, Елена, рыжая, та посерьезнее, но всё равно совсем другая», – думал он, стоя в тусклом свете слабосильной лампочки. «И одеты совсем по‑другому, и разговаривают