В окопах Сталинграда. Виктор Некрасов
блиндаж вваливаются связисты с ящиками, с катушками. Дышат как паровозы.
– Еле добрались. Чуть к фрицам в гости не попали.
– К каким фрицам?
Белесый, с водянистыми глазами связист, отдуваясь, снимает через голову аппарат.
– Да они там по оврагу, как тараканы, ползают.
– По какому оврагу?
– По тому самому… где передовая у нас шла.
Глаза у Чумака становятся вдруг маленькими и острыми.
– Ты один или с хлопцами? – спрашиваю я.
– А хлопцы ни при чем. Я и сам сейчас…
Схватив автомат и забыв даже бушлат надеть, исчезает в дверях.
Неужели отрезали?
Связисты тянут сквозь дверь провод.
– Это точно, что фрицы в овраге?
– Куда уж точнее, – отвечает белесый, – нос к носу столкнулись. Человек пять ползло. Мы еще по ним огонь открыли.
– Может, то наши новую оборону занимали?
– Какое там наши! Наши еще в окопах сидели, когда мы пошли. Командира взвода еще по пути встретили, что с горлом перевязанным ходит. Начальника штаба искал.
– А ну давай соедини с батальоном.
Белесый навешивает на голову трубку.
– «Юпитер»… «Юпитер»… Алло… «Юпитер»…
По бесцветным, с белыми ресницами, глазам его вижу, что никто не отвечает.
– «Юпитер»… «Юпитер». Это я – «Марс»…
Пауза.
– Всё. Перерезали, сволочи. Лешка, сходи проверь…
Лешка, красноносый, лопоухий, в непомерно большой пилотке, ворчит, но идет.
– Перерезали. Факт… – спокойно говорит белесый и вынимает из-за уха загодя, должно быть еще на месте, скрученную цигарку.
Я выбираюсь наружу. Со стороны оврага доносятся автоматная стрельба и одиночные ружейные выстрелы.
Потом появляется Чумак.
– Так и есть, комбат, – колечко.
– Угодили, значит?
– Угодили. В окопах, что по этому склону, расположились фрицы.
– И много?
– Разве разберешь? Отовсюду стреляют.
– А где Карнаухов?
– Пулемет переставляет. Придет сейчас.
Чумак вынимает зеленую пачку сигарет…
– Закуривай. Фрицевские.
Закуриваем.
– Да, Чумак, влопались. Что и говорить!
– Влопались, – смеется Чумак. – Но ничего, комбат. Выкрутимся. Мои хлопцы тоже здесь. Пулеметы есть. Запасов хоть отбавляй, они все побросали. В термосах даже ужин горячий. Чего еще надо?
Подходит Карнаухов. Он уже занял круговую оборону. Нашел два немецких пулемета. Гранат тоже много. Ящиков десять нетронутых. И, кроме того, в каждой ячейке, в нишах, лежат.
– Паршиво только, что с нашей стороны ихние окопы не простреливаются. Круто больно.
– А сколько людей всего у нас?
– Пехоты – двенадцать. Двоих так и не нашел. Два пулемета станковых. Два ручных. Немецких еще два. Шесть, значит.
– Моих ребят еще трое, – вставляет Чумак, – да нас трое. Да двое связистов. Жить можно.
– Двадцать шесть выходит, – говорю я.
Карнаухов подсчитывает