Истории из Кенигсберга. Кенигсберг, которого больше нет, но в нем живут люди. Александр Большаков
снова чуть рыкнула собака, но, повернув голову вбок, споткнулась о железный взгляд немки, села и замолчала.
– Комм, – сказал Иван, и пошел к подъезду, даря напрасную надежду Хельге, Еве и собаке Марте.
Он стал спускаться в подвал, поймав недоумевающий взгляд немки, подошел к выбранной вчера двери, и щелкнул выключателем. Тусклый свет осветил подвал, кучу угля в углу, и все остальное, что находилось в помещении. Немка издала какой-то непонятный звук, то ли всхлип, то ли стон, подошла к ящику с инструментами и погладила его.
– Надо же, – подумал Иван, – не глядя, выбрал их подвал, оказывается. Ну, тем легче им будет. Думать о том, что легче им было все-таки остаться в своей квартире, мозг рассуждать отказывался. – Вы тут это, не шумите, schweigen* (молчите), – щегольнул он вычитанным вчера немецким словом, – Verstehen* (понимаете)? Немка кивнула, отошла от ящика и стала смотреть, где бы им сесть. Места в подвале было более чем достаточно, под потолком было маленькое окошко, через которое, видимо, загружался в подвал уголь, и из этого окошка лился в помещение тусклый свет, который казался нитью, соединяющей подвальную жизнь с внешним миром.
– Подождите здесь, – сказал Иван, – Cейчас что-нибудь принесу постелить, – вышел за дверь и щелкнул замком.
Егор, приплясывая, ждал его в подъезде. – Ну что, пойдем в квартиру? -нетерпеливо спросил он. – Пойдем, – ответил Иван, – посмотрим, где нам жить. Они поднялись на третий этаж, и зашли в выбранную Иваном квартиру номер пять. Квартира поразила их какой-то медицинской чистотой. В ванной, стояла настоящая чугунная ванна, в туалете и в кухне пол был выполнен из полированной мраморной крошки, и блестел так, как будто его вымыли 5 минут назад. Слева по коридору располагались две двери, входы в комнаты, где стояла массивная, вероятно дубовая, мебель. В первой комнате была печь, из глазированной плитки, коричневого цвета, а во второй – печь была зелёной, и здесь, судя по картинкам на стенах, жила дочка Хельги, Ева. По правой стороне коридора была еще одна дверь, открыв которую Иван увидел малюсенькую, метров 5 квадратных, комнату, в которой была лежанка для собаки и миска для еды. Иван вздохнул, вспомнив, что в такого размера комнате прошла его первая брачная ночь с матерью Егора, погибшей женой Настей.
Иван распахнул шкаф, и, первое, что он увидел – была ночная сорочка, розовая, с кружевами, типа тех, что после войны наши русские модницы носили, как платья. Иван покраснел, хотел было закрыть этот проклятый шкаф, но вспомнил глаза немки, и полез внутрь искать одеяла, или что-то, что поможет им спать возле угольной кучи хоть с каким-то комфортом. Но обернувшись, он выругался, потому что на заправленной кровати лежала перина, одеяло и пара подушек. Он скрутил все, что лежало на кровати в некое подобие скатки, и пошел снова вниз в подвал.
Егор, в это время приплясывая, выуживал из кастрюли, которую зачем-то приготовила и оставила немка, крупные куски мяса, он давно не ел настолько вкусную и домашнюю