Истории из Кенигсберга. Кенигсберг, которого больше нет, но в нем живут люди. Александр Большаков
сейчас двор выглядел опасной пещерой, в каждом закоулке которой мог притаиться враг.
Марта, понимая состояние хозяйки, быстро сделала свои собачьи дела, и потянула Хельгу назад в подвал.
Из-за угла вдруг появился сначала огонёк папиросы, а потом и сам высокий и худой человек. Марта молча натянула поводок, всем своим видом показывая, что всё под контролем.
– Это я, Иван – сказал вдруг человек, – не бойтесь меня. Услышав знакомый голос, Хельга чуть успокоилась, всё-таки этот русский не сделал им ничего плохого, кроме того, что забрал их квартиру и выселил в подвал. Ну, не он, так пришёл бы другой, и сделал бы то же самое. Этот хотя бы не выгнал их вообще на улицу, а побеспокоился, и обустроил им жилище в подвале. Марта, почувствовав состояние хозяйки, тоже ослабила поводок и села.
– Achtung, Strasse, verboten * (внимание, улица, запрещено), – произнес он набор слов, и приложил палец к губам. Второй рукой он указал на подвал. Хельга поняла, кивнула и чуть дернула собачий поводок. Марта встала, посмотрела снова на Ивана и пошла к чёрному входу в подъезд. Иван, чуть позади, проследовал за ними. Освещение было таким ярким, что он умудрился разглядеть немку сзади, и впервые в его голове шевельнулось, что она очень симпатичная женщина, пусть враг, пусть жена врага, но высокая, стройная, с прямой спиной и очень светлыми волосами. Ниже Иван глаза опустить постеснялся, в голове и так зашевелилось что-то неприличное. Он попытался вспомнить, когда он последний раз был с женщиной, в голове всплыла безобразная пьянка в Челябинске, перед его отъездом в Кенигсберг, и не менее безобразная повариха заводской столовой, которая, к тому же, во время акта любви, взвизгивала как-то очень неприятно, как поросёнок. Воспоминание помогло остудить голову, и Иван зашел в подъезд совершенно спокойным, тем более что и освещение от яркого звездного неба осталось во дворе, и немка совершенно слилась со стенами подвала.
За прошедшее после заселения время Иван уже успел устроиться на паровозный завод, представился директору завода, Исааку Векслеру, тот приехал с Дальнего востока, всю войну пытался попасть на фронт, но на каждый свой запрос получал ответ: «Товарищ Векслер, а кто в тылу будет работать? Бабы?» Так Исаак и проработал на судостроительном заводе во Владивостоке, который во время войны стал вместо рыболовецких сейнеров выпускать эсминцы и подводные лодки. Векслер доверил Ивану важное подразделение – госприёмку продукции. Но, поскольку продукции никакой еще не было, Иван был, что называется, «прислуга за всё» – решал какие-то вопросы по стройке, по разборке завалов некоторых цехов, даже наловил карасей недалеко в пруду Хубертуса и выпустил их в огромный пожарный бассейн, который располагался недалеко от самого большого цеха, откуда скоро будут выходить новые, красивые паровозы. Егора он тоже пристроил на завод, помощником старого усатого токаря, которого почти никто не знал ни по имени, ни по фамилии, а все звали просто Никанорыч, благо других