Вьюгова дюжина. Ксения Еленец
надеждой заглядывая в лицо, крутился Поводырь. Он промакивал испарину на лбу тонким кружевным платочком, алел щеками лежащими практически на плечах, и выглядел растерянным и сбитым с толку.
Поводырь судорожно выдохнул, порывисто ухватил старуху за плечи и тряхнул:
– Сделайте же что-нибудь!
Врач поморщилась и с раздражением отцепила от себя чужие пальцы.
– Что я должна сделать? – тихо прорычала она. – Нож в сердце не лечится.
– Но… к-как? – губы Поводыря задрожали. – Что мы будем делать без сестрицы Вьюги на борту?
Таашшу передернуло от омерзения. Поводыри и родичи в её сознании срастались в единое целое. Раскормленные, изнеженные, капризные существа. После отбора на корабль к неприязни прибавилось другое чувство. Тёмное и клокочущее. Жаждущее расплаты. Которая, похоже, для одной из сестриц Вьюги наступила.
Таашша заглянула в каюту.
Некогда здесь было красиво. Выкрашенные в нежные цвета стены, устланный мягкими шкурами пол, разбросанные повсюду подушки. Видимо те, кто обустраивал каюту, старались чтобы незрячая обиталица ни обо что не убилась.
Вещей в помещении практически не оказалось. Брошенный у дверного проема бубен, шкаф и сиротливо примостившаяся в углу кровать – на этом убранство заканчивалось.
Но даже эта нехитрая обстановка была перевернута. Постельное сбито в ком, подушки раскиданы по углам. Распахнутые дверцы шкафа обнажали опустошенное нутро. Смятые необъятные балахоны валялись на полу неопрятной кучей.
И точно такой же нелепой неопрятной кучей посреди каюты громоздилась хозяйка.
Таашша вытянула шею, стараясь разглядеть побольше. Жалости не было.
Телеса сестрицы расплылись как постоявшая в тепле опара, опасно натягивая лёгкую ткань ночной рубахи.
Она была белой. Бледная до серости кожа, лёгкие как пух, рассыпавшиеся повсюду светлые волосы, белая ткань рубахи. И яркое алое пятно, разлившееся на груди. Подсыхающая кровь проложила дорожки по крутым бокам сестрицы, разлилась по брошенной на пол шкуре, напитав алым нежные шерстинки, перепутав их, склеив между собой.
Комната сестрицы насквозь пропахла благовониями. Сейчас, их запах смешавшийся с солёным железным привкусом, стал невыносимо мерзким.
Таашша уткнулась лицом ладони, стараясь дышать ртом, но запах уже пролез внутрь, осел на корне языка приторно-солёным дымным привкусом.
Таашшу отчаянно замутило. Она попыталась выскользнуть обратно в коридор, но рука Хромца грубовато пихнула в спину.
Охотник сделал несколько шагов вглубь каюты, по-хозяйски огляделся и, присмотревшись к растянувшемуся на полу телу, непочтительно присвистнул:
– Э как её. Красиво.
– Что? – рассеянно переспросила Таашша. Она близоруко прищурилась, вглядываясь в лицо покойницы. Что-то в нём казалось неправильным.
– Удар хороший, говорю, – ухмыльнулся Хромец. – Били снизу под углом к рёбрам. Кто-то знал, что делает.
– Откуда