Он не твой. От Ада до Рая. Евсения Медведева
наслаждаясь болью, что причинял.
– Рай, а вы считаетесь свидетелями? – всхлипывала Верка. – Или вы заинтересованная сторона? Ваши показания не считаются?
– Смотря что ты собралась делать? На ограбление решилась?
– Дурак, Рай! А вдруг она передумает?
– Пакостливая девчонка, – Костя дёрнул Мелкую за хвост и махнул в сторону сцены, на которой разворачивалось представление. Двор стал медленно тонуть в темноте, и лишь толстые свечи со столов образовывали волшебное зарево. Каратик втихую протянул мне бутылку коньяка, подмигнул и отвернулся. Приложился к горлышку, впуская обжигающий алкоголь в попытке смыть впечатления этой встречи.
Моя Ночка…
Не мог сидеть на месте. Встал и побрел в темноту, то и дело отпивая коньяк прямо из бутылки. Шёл по тропинке, пока не наткнулся на старый дуб, корни которого уродливыми коряками торчали из-под земли. Приземлился и закрыл глаза.
Я так долго не впускал в себя прошлое. Так долго сопротивлялся! Строил непробиваемую стену, которую просто невозможно разрушить! Что же случилось сейчас? Что?
Наступила ночь…
Глухой треск сухих веток и тихий плач резанули слух за мгновение до того, как в воздухе вспыхнул алый шлейф шелкового платья. Ночка…
Глава 8
В свете неона фонарей алый шлейф её платья казался малиновым туманом, отравляющим мой мозг. Токсичное пятно, которого все боятся, но никто никогда не видел. Каждый мой вдох нёс смерть. Нет, не телу. А собственной выдержке.
Ада остановилась на мгновение, а потом стянула туфли и рванула вглубь персиковой рощи.
Меня разрывало надвое!
Член отбивал чечетку удачи, а вот разум орал: «Не ведись!» Ну, собственно, под этот вопль я и двинулся по её следу. Вдыхал тонкую сладость парфюма, бессмысленно считал её шаги. Пальцы сжались в кулак, чтобы хоть как-то сдержать рвущиеся наружу эмоции. Лишь бы не спугнуть. Я непременно сорву бант с этого подарка судьбы. И никто мне не помешает!
Адель ещё долго бежала, бередя розоватые лепестки цветущих деревьев. Нос щекотало сладостью цветения и приторностью молодой листвы. Шел максимально тихо, пытаясь понять, какого хера я делаю?
Как садюга тестостероновый, иду по следу, боясь моргнуть, чтобы видение не растворилось. Меня волнами отбрасывало в прошлое, где первые года полтора я жил постоянно вздрагивая. Ночка мерещилась везде: в угрюмых лицах прохожих, в очереди университетской столовки, у барной стойки задрипанного клуба. Моя Ночь была рядом, куда бы я ни шёл.
У горя всегда несколько стадий… Я начал сразу с принятия. Просто принял, что от её образа мне не убежать, и научился жить. Говорил с ней за завтраком, жаловался на идиота Тухманова, решившего, что я просто мальчик на побегушках, а по ночам желал спокойной ночи, так явственно представляя её обнаженное тело, покрытое мокрыми крошками морского песка. Слышал легкость её смеха, чувствовал тепло нежного взгляда и рычал, умирая от смертельного стояка.
Да я, как подросток, надрачивал каждую ночь,