Он не твой. От Ада до Рая. Евсения Медведева
не могла говорить… И не скрывала этого, безвольно мотала головой, прикрыв глаза, из которых лились слёзы крупными каплями ртути. Они падали на грудь, бережно огибали сосок и неслись ниже. Всё в ней говорило о борьбе. Возбуждение шарашило, заставляя вскипать кровь, но разум рассыпал горы льда, чтобы просто умом не тронуться. Она металась по стволу, то прижимаясь ко мне телом, то пытаясь слиться с деревом в попытке отдалиться. Штормило не по-детски… И я видел всё это. Но не останавливался, а наоборот, подкидывал щепки в её огонь.
С каким-то животным остервенением впился в её губы. Испивал солоноватость слёз, вбирал сладость шампанского и тихие стоны. Рукой шарил по телу. Оглаживал шёлк кожи, изменившиеся изгибы тела, исследовал, чтобы запомнить. С нажимом прошёлся по кромке белья, нарочно царапая ногтями. Ночка рыдала, пытаясь укусить, сжимала зубы, не позволяя моему языку пробраться в свой рай, но я не останавливался…
Пальцы под ткань, и вот уже тепло её возбуждения растекалось по подушечкам. Проскользил меж горячих складочек, понимая, что иду по грани… А как только прошелся по каменному бугорочку, Аду затрясло крупной дрожью. Она распахнула рот, пытаясь глотнуть воздуха, но вместо этого впустила меня…
Наши языки сражались, она мычала, пыталась сжать зубы, но тогда я снова делал поступательное движение, всё ближе и ближе пробираясь к её плоти. А когда резко подался вперёд, входя двумя пальцами, Ночка взвыла. Её черные глаза распахнулись, утягивая меня в бесконечность её тьмы. Язык стал мягким, ласковым…
Я задыхался от пьяного чувства власти! Казалось, что лучше уже ничего и быть не может! Она в моих руках, шипящая, сопротивляющаяся, но МОЯ!
Это была грань безумия, где сделать неверный шаг приравнивалось к полёту в пропасть! Мы оба это понимали, оттого и не аккуратничали. Поцелуй превратился в адовый котел, движения приобрели резкость, болезненность. Ада покачивала бедрами, подстраиваясь под ритм моей пытки, и все медленнее дышала…
И время растворилось. Будто и не было его вовсе. Все ощущения стали знакомыми, понятными. Казалось, и не пришлось мне связывать её, чтобы получить то, о чем мечтал. Моя девочка… Ада сдавленно рычала, уже самостоятельно держа свою заброшенную мне за спину ногу. То прижимала меня к себе, то давала свободу творить с собой всё, что захочу.
– Вот так, девочка… Вот так… – мои пальцы двигались медленно, я глушил в себе порыв сорвать с неё трусы и просто трахнуть, пользуясь возможностью. Но не мог… От одной этой мысли внутри всё бунтовало! Она права лишь в том, что, взяв её силой, подпишу для себя смертельный приговор. – Если мне нужно каждый раз усмирять тебя таким образом, то я согласен, Ночка.
– Ненавижу… – она хапнула воздух, распахивая глаза, когда я чуть согнул пальцы внутри. Зрачки её пульсировали танцем похоти. Тело сдалось, и лишь разум напоминал о нелепой ненависти…
– Почему ты ушла? – кусал её нижнюю губу, проходился поцелуями по острой линии челюсти, вдыхал аромат кожи и дурел. Как зверь дурел! Перед глазами была малиновая пелена страсти,