Демоверсия. Полина Корицкая
стекло, чтобы выложить вторую сторону, – ведь в пленке только лицевая сторона выглядит как полноценный витраж, и, если оборотная на виду, ее тоже нужно выкладывать лентой. Конечно, работа с большими стеклами выполнялась прямо на объекте.
– Поднимай! Аккуратнее, нет, за этот край не держи, здесь! Держишь? Точно держишь?
Аня боязливо отпустила стекло и наклонилась, быстрыми движениями скатывая бумажный шаблон и хаотично расставляя пробковые квадраты по всей площади: иначе лента поцарапается, когда витраж перевернут. То и дело она поглядывала на стекло и двух рабочих, которые его держали. Одно только стекло без ленты весило семьдесят килограммов, а в высоту и ширину было больше трех метров, поэтому витраж выкладывался прямо на полу.
– Стойте, я сфотографирую.
Она навела фокус, щелкнула. Да, получилось красиво. Осталось выложить вторую сторону.
– Тихо! Я придержу.
Если бы кто-то из ребят отвлекся и эта дура упала бы Ане на голову, от нее осталось бы только мокрое место. Красное мокрое место.
«Мертвое красное место, – катала Аня во рту забавную фразу. – Звучит очень по-морскому».
Удивительно, что за столько лет она так и не научилась равнодушно смотреть на всяческие манипуляции со своими стеклами. Кажется, в тот момент, когда чья-то чужая рука касалась стекла, в ее воображении оно уже разбивалось, осколки летели во все стороны, конечно же зацепив по дороге какую-нибудь хозяйскую кошку и воткнувшись в ее маленький череп. И к тому времени, когда витраж был перевернут, кошку уже хоронили на местном кладбище, дети рыдали, а взрослые фотографировали Аню в профиль.
Примерно так же она чувствовала себя, когда пеленала своих новорожденных детей, каждого в свое время.
Вот нужно, например, поменять памперс. Пеленальный столик стоит возле тумбочки, на которой находится коробка с влажными салфетками. Надо сделать ровно три движения: протянуть руку влево (правая рука фиксирует младенца), нажать кнопку открытия коробки с салфетками, достать салфетку (левая рука возвращается на исходную позицию). На три движения – один скользящий взгляд в сторону. Ты держишь ребенка одной рукой. Ты чувствуешь его теплое упругое тельце, его запах (разный в такие непростые моменты), слышишь гуление или плач, а может быть, он замолк, разглядывая что-то неведомое. Три движения. Один взгляд в сторону (доля секунды). Но в то мгновение, когда глазные яблоки начинают поворот влево, в мозгу включается адское кино. Это не длится почти нисколько, но в это маленькое «нисколько» ты не видишь ребенка. А кино крутится – мозг-то видит.
Один. Ребенок переворачивается на живот. Два. Ты не успеваешь сообразить, что происходит, ты этого не видишь, а правая рука слепа – это же рука, просто рука, и глаз у нее нет, – но ребенок уже ползет за бортик. Три.
У тебя заходится сердце и лопается к чертям собачьим, но зрачки и пальцы уже вернулись на позиции, ребенок улыбается, ты улыбаешься, из подмышки течет струйка пота. Ты не будешь ее стирать, потому что для этого нужно будет снова убрать руку.
На