Демоверсия. Полина Корицкая
найти или в ЖЭК позвонить?»
– Случайно, конечно. Тут уже он не выдерживает, бросает свой чемодан с инструментами и прижимается ко мне всем телом…
«Хотя здесь наверняка есть свой персонал».
– Такого охренительного секса у меня в жизни не было.
«Но частный все-таки будет лучше».
– А знаешь почему?
Аня повернулась к Маше, та рассмеялась и, кривляясь у зеркала, объявила:
– Потому что у меня идеальные губы.
Они засмеялись.
– Ну давай, вызывай своего электрика. Может, интернет нам заодно проведет. А сама домой иди, отдыхай.
– Ладно, – улыбнулась Аня, – мне действительно за Идой в сад пора. Закроешь мастерскую?
– Ага, – весело откликнулась Маша. – У меня же идеальные губы.
Аня рада, что нашла себе помощницу. И еще она рада, что помощница у нее – не кто-то посторонний, а подруга, родная душа. Машка. Они триста лет друг друга знают. Полгода назад она тоже переехала в Москву, помыкалась – да и к Ане пришла. «Мне, – говорит, – работа твоя нравится. Только ты сама с ней ни фига не справляешься. Я тебе помогу».
Маша еще Лильку новорожденную на руках держала.
Аня держит Лилю на руках и носит ее из комнаты в комнату. Лиля маленькая, ей всего полгода, но уже почему-то отчаянно тяжелая, или так только кажется Ане, потому что она носит ее уже очень долго.
– А-а-а… А-а-а…
Кажется, Аня говорит это самой себе, просто чтобы что-то произносить, слышать хоть что-то кроме непрерывного крика. Она уже почти ничего не чувствует – ни рук, ни ног, ни жалости к этому маленькому существу. Жалко было сначала, может быть, первые четыре часа. Сейчас уже не жалко, настало какое-то абсолютное отупение, точка душевного невозврата. Ей только хочется спать.
Спать, спать… Аня ходит из комнаты в комнату и вспоминает девочку из чеховского рассказа, машинально думая, сколько еще она выдержит, прежде чем положит Лилю на диван и накроет подушкой.
– А-а-а… А-а-а…
Это она уже не напевает, она уже будто подвывает, стонет. Лиля такая тяжелая – и так сильно кричит. Она кричит восьмой час.
У нее, возможно, болит животик. Первые часы Аня бегала с укропной водичкой, отваром ромашки, клизмами, делала массаж. И пела, пела, пела.
– Плыл по океану корабль с названьем гордым, плыл он много дней подряд…[17]
Аня снова механически, по привычке, начинает петь, почти не слыша своего голоса. Лиля кричит, выгибается, рвется из пеленок. Аня кладет ее на диван, тупо смотрит.
– Ну что ты плачешь, господи, что ты плачешь…
Аня сама начинает плакать от бессилия и усталости, потом равнодушно встает и выходит из комнаты, наливает чай. Пьет чай. Лиля разрывается в комнате. Аня пьет чай. Она пьет чай очень долго, сосредоточенно, тупо. Возвращается. Лиля хватает ее ртом за сосок, но через две минуты плюет и снова плачет.
– Завяли в вазочке цветы бумажные, ругалась верная твоя жена…[18]
Аня знает много, очень много песен, она даже не подозревала, что помнит их так много,
Песня на стихи Б. Слуцкого.
Песня на стихи Ю. Беломлинской.