Сон в красном тереме. Том 1. Цао Сюэцинь
моя позади,
я до Желтых истоков дошла.
О родные мои!
Вы должны бы себя оградить
поскорей от житейского зла».
Парус один, непогода и ветер,
путь на три тысячи ли.
Нынче семья и родные сады
брошены, скроются скоро вдали.
Слезы, рыдания
могут лишь жизнь сократить.
Скажешь родителям:
«Дочь проводив,
должно ее позабыть.
Рока велением крах и удача
издавна всем суждены;
Встречи, разлуки
тоже судьбою даны.
Мы же отныне
жители разных земель.
Думайте вы
только о жизни своей.
Дочь уезжает от вас,
Бросьте заботы о ней».
Она в колыбели была,
Но мать и отца
в то время уже потеряла.
Конечно, она
средь богато одетых росла,
Но теплой заботы она не видала.
Умна, и щедра, и богата она —
такой ей счастливый достался удел, —
И жар потаенных
желаний девиц и юнцов
Затронуть ей душу никак не посмел.
Блестит она, как в непогоду средь туч
нефритовый храм заблестел.
За юношу дивного,
просто святого она отдана,
Как небо с землею,
с ним долгое счастье узнала она,
Лишь самого раннего детства пора
была в ее жизни грустна.
Рассеется облако над Гаотаном,
и высохнут воды Сянцзяна, —
Но это непрочного мира удел,
на свете все кончится поздно иль рано,
Напрасна тоска,
душе наносящая раны.
Ты душою тонка,
хороша как цветок орхидеи,
И святые одни
с одаренностью спорят твоею.
Тебе Небом дано одинокою жить,
люди редко сравнятся с тобой.
Говоришь ты: «Коль пищу мясную вкушать,
будет запах дурной;
Коль узоры всегда созерцать,
взор пресытится твой».
И не ведаешь ты, что всех выше стоять —
значит зависть людскую узнать,
Что ты слишком чиста,
и весь мир недоволен тобой.
Жаль, что в храме старинном до старости ты
будешь жить при лампаде ночной.
Как обидно, что ты не узнала любви,
пропустила цветенье весны!
Но в конце-то концов,
Так давно повелось: скверной мира сего
все желанья души сражены.
Ты воистину белый нефрит без изъяна,
только грязь повстречалась тебе.
Почему же, скажи, некий юноша знатный
все вздыхает о горькой судьбе?
Это волк-людоед из Чжуншани,
Это зверь, беспощадный и злой.
Он давно позабыл,
что с ним