Интервью с Ксенией Ольховой, участницей Варшавского восстания, узницей концентрационных лагерей: Прушков, Освенцим, Нойенгамме. Владимир Николаевич Кулик
прятались, потому что они ловили всех.
Прямо на улице?
Прямо на улице. Если не хватало людей, они по домам ходили… В основном немецких военных убивали. Значит, если им нужно было шестьдесят, они шестьдесят человек брали. Они детей тоже расстреливали.
То есть облава состояла в том, чтобы собрать это число людей и их расстрелять. Прямо на улице?
На улице. Они окружали территорию, делали облаву. Всех ловили, ловили. Убежать было нельзя, потому что было оцеплено. Если не хватало людей, значит, они с домов вытаскивали. Им надо было шестьдесят человек.
И здесь же расстреливали?
Вот я рассказывала, потому что я присутствовала… Я была свидетелем одного расстрела. Я там не видела все. Я просто знала. Мама нас всегда предупреждала.: «Если начинается свисток, бегут все, трамваи останавливаются. Выпрыгивайте на ходу». И мы научились выпрыгивать.
На полном ходу мы выпрыгивали и бежали. Прятались. А однажды, вот я уже говорила, мы ехали с Людвикой в парк Лазенки. Остановку я не помню, но где-то в центре это было. И на остановке входит с передней стороны немец и вдруг падает. Стреляет кто-то, и он падает. Немцы тут же окружили.
Упал немец в военной форме?
В военной. Немец-офицер.
Это вы видели?
Я видела, как он упал.
В парке?
Не в парке. Он входил в трамвай на остановке и успел только шаг сделать и упал.
То есть он еще не вошел в трамвай?
Нет, не вошел. На ступеньке. И падает. Тут же трамваи остановили, немцы окружили, стали стрелять в окна. Мы спрятались под сиденье. Немцы стали вытаскивать всех. Нас человек пятнадцать было в трамвае. И к стене. Стена и тут же на каждого человека автомат был направлен. Если кто-то пытается что-то сделать, тотчас расстреливали.
Но они не могли сразу расстрелять, потому что им нужно набрать было шестьдесят человек. Облава была. Мы ждали. С поднятыми руками стояли. Мы могли быть расстреляны. Если бы не случай.
Около меня стоял мальчик. Если мне было лет 11—12, он постарше был. И он стоял с поднятыми руками, не шевелился. Потом говорит: «Бежим!» – по-польски: «Бежим, расстреляют». И он даже не обернулся. Кинулся, и я кинулась за ним. За мной другие. Я только слышала, что они открыли огонь. Но я была такая маленькая, худенькая, занималась еще спортом.
Они стали расстреливать, по бегущим открыли огонь, тут улица была. Я завернула сразу на улицу, там шла женщина с девочкой, и она увидела. У нее такие глаза были большие. Она видит, что я бегу, у меня был испуганный взгляд. Я схватила ее, она меня взяла за руку сразу, прижала и повернула обратно, а там немец стоит. Он загородил дорогу, она вышла на улицу с одним ребенком, а идет с двумя. Она говорит: «Mein Kind».
Улица была пустая, потому что там жили немцы на месте выселенных жителей. Выселяли людей и вселялись немцы. Женщина с ребенком жила в одной из квартир. Мы поднялись, и она подошла к окну и видела этот расстрел. Она не давала мне смотреть. Расстреляли всех. Того мальчика расстреляли тоже.
Он не успел