Этнофагия. Макс Баженов
поги до колен, бронированную юбку и парадный зелёный плащ из добротной тяжёлой ткани. Хорошо, что природа снабдила меня крепким здоровьем, иначе я бы давно спëкся, как в прямом, так и в переносном смысле!
В порту, несмотря на жару, уже царит страшная суета, а сегодня ночью город и вовсе будет стоять на ушах. Бухта кишит яхтами и мелкими судами. Со всех островов архипелага в Симпáн стягивается богема – и всё ради пьесы, которую сегодня ставит в Амфитеатре первый в истории драматург нечеловеческого происхождения. Соберутся представители всех гильдий и объединений, а вместе с ними и самое разнообразное жульё. Событие это должно произвести эффект культурной бомбы, ибо многие до сих пор считают искусство прерогативой людей. Насколько я понимаю свою работу, в такой день наша помощь должна пригодиться.
Лично меня определили в конвой таласанской делегации, чему я был несказанно рад, поскольку эти существа всегда вызывали у меня интерес. Возможность быть свидетелем необычных вещей, в принципе, была одной из причин, по которым я охотно терпел лишения, связанные со спецификой своей работы.
К вечеру непреклонная стихия, хоть и нехотя, но всë же подчиняется течению времени, и большое красное солнце опускается за горизонт позади меня. Жара понемногу спадает. Мягко гаснут ярко голубые краски моря, и с ними меркнет золотой блеск песка. Безоблачное небо над Симпáном пронзают первые звëзды, в то время, как в порт прибывают последние важные гости из таласанской делегации.
Рабочие всех возрастов и мастей суетливо подвозят на причал специально оборудованные тележки с прозрачными бортами, в которых представители морского народа смогут путешествовать по суше. Фамильяры, выбранные для их сопровождения, по случаю праздника украсили свои хвосты разноцветными бантами. Мне оставалось констатировать, что зверолюд за все сто пятьдесят с лишним лет сожительства с человечеством, так и не освоил концепцию высокой моды.
При помощи специальной "лапы" рабочие грузят первого таласанца в тележку на электрическом приводе, едва не сбрасывая бедолагу обратно в воду. Мы не вмешиваемся в этот процесс и молча наблюдаем за погрузкой. В девяноста девяти случаях из ста – это основная деятельность городской стражи.
– Фу! Воняет, как будто кто-то сдох! – возмущается старший сержант.
Его зовут Илья Лаврецкий. Роста в нём – метр шестьдесят пять, а гонора хватило бы на четверых урсов. Он по-детски капризен и без конца грызëт ногти, особенно, когда нервничает. За спиной его все называют Илюшей, но я ни разу не слышал, чтобы кто-то обратился к нему подобным образом.
– Почему "как будто"? Здесь каждый день кто-нибудь умирает.
– Да, но воняет не поэтому.
Я знал, что он имеет ввиду. Следует признать, что зверолюду нужно сделать серьёзные шаги навстречу гигиене, особенно некоторым фамильярам. Но старший сержант не любит в них не только это. Илюша называет себя гуманистом третьей волны. Он только и ждëт, чтобы кто-нибудь дал ему возможность поговорить о превосходстве человеческой расы. Особенно в день, когда его выбрали для сопровождения презренных таласанцев.
Поминая всё это, я воздержался от комментариев. Вообще, если я когда-нибудь хочу продвинуться по службе и стать сыщиком, то лучше мне помалкивать. Это не потому, что я думаю или планирую что-то крамольное. Нет. Всё это в прошлом, ибо принесло только боль и стыд. Теперь я в системе, необходимость существования которой для меня совершенно очевидна. Однако я по-прежнему стараюсь быть честным – а это свойство официальные структуры категорически не поощряют. За три с половиной года бесплодных попыток получить повышение я хорошо уяснил этот факт.
– Воняет дохлой рыбой, Артём, – не унимается сержант. – Ты что, не чуешь?
– Привыкаешь, – с максимально безразличной миной говорю я.
Ненавижу таких, как он. Поступил на службу год назад, но уже стал моим шефом. Говорят, папа постарался. Но, с моей точки зрения, Илюша, как и любой хитрец и, к тому же, клеветник, вполне мог бы справиться с продвижением по службе и сам.
– И, по-твоему, это нормально? – спрашивает он, демонстрируя мне свои кривые зубы.
– Нормально ли то, что таласанцы пахнут рыбой? Вопрос риторический, – сказал я и тут же пожалел об этом.
– Пахнут! – воскликнул сержант. – Воняют, а не пахнут!
– Вы очень чувствительны, сержант, – заметил я. – Уверен, что это помогает в работе.
– Младший сержант Муромский, – процедил Илюша, особо выделяя мой низкий ранг. Ядом в его голосе можно было отравить крупное животное, но не меня. – Нельзя говорить то, чего говорить нельзя, понял меня?
– Нет, – честно ответил я.
– Вот поэтому ты и тянешь лямку столько лет, – сказал сержант. – Ты политический импотент.
Обвинение в политической импотенции со стороны человека, втихаря называющего представителей дружественной разумной формы жизни "рыбьими мордами" – это уже слишком, подумал я и сказал:
– По-моему, наши гости готовы.
Лаврецкий вытащил палец изо рта, сплюнул себе под ноги и небрежной походкой двинулся