Этнофагия. Макс Баженов
моих мыслей, Лаврецкий старший, завидев нас, встаёт со своего ложа и, вытирая руки о просторную пурпурную накидку, провозглашает:
– А вот и он – гордость матери, но не отца! Пришёл защищать нас, сынок? Вот, что бывает, когда плохо учишься. Ну-ка, дай-ка посмотреть, начищены ли до блеска твои сапоги… Я всегда говорил, что по ботинкам о человеке можно узнать очень многое.... Ну вот, что и требовалось доказать.
Раздались отдельные смешки его прихлебателей. Илюша стоял молча и краснел. Мне даже стало его жалко. Чуть-чуть.
На улице совсем стемнело. Прозвенел первый звонок. Подготовка к представлению займет ещё минут двадцать. Здесь, под деревянной крышей в свете дорогостоящих электрических ламп царит необычайное возбуждение. Последний месяц мэр только и говорит, что об этой пьесе, поэтому все крупные объединения прислали своих представителей. Жрецы обосновались по правую руку от ложи мэра, расположенной напротив сцены. Правее них уселись торговцы, разодетые в дорогие льняные ткани пёстрых оттенков, а ещё дальше находится ложа таласанцев, снизу от которых терпеливо выжидают урсы. Даже инженеры выделили средства на несколько билетов для своих представителей, хотя и обошлись дешёвыми местами.
Рядом со мной же собрались самые отъявленные слуги культа словесной эквилибристики. Беседы этих людей часто изобиловали ядом и туманом, но порой были весьма интересны. Я занял свою позицию у входа в их ложу и сделал вид, что меня не существует. Илюша встал подле своего отца, вернувшегося на своё место, и снова принялся за свои ногти – воистину, островок стабильности в море сегодняшней неопределённости.
Массивную голову Степана Лаврецкого венчала блестящая лысина. Оставшиеся жидкие седеющие волосы свисали до его заплывших от лишнего веса плеч. Казалось, что кто-то слизнул растительность с его макушки, а остальное господин адвокат просто забыл сбрить. Что ж, у богатых свои причуды. Определённо такая причёска делала его невероятно узнаваемым. Уверен, что это было осознанно. Суд – полноценное шоу со всеми вытекающими, поэтому повадка и внешний вид старшего Лаврецкого были тщательно откалиброваны. Несмотря на свою тучную фигуру, он твёрдо держал осанку и вообще, при некоей своей экстравагантности, выглядел внушительно и статно. Когда глава семейства слушал кого-либо, лицо его выражало лишь бесконечное недоверие, а когда говорил, то его непреклонный тон и низкий бархатный голос делали всë сказанное гораздо убедительнее, чем оно было на самом деле.
Степан Андреевич, разумеется, знал о себе всё это и активно этим пользовался. Между прочим, его семья содержит множество разнообразных животных на своих фермах, в том числе и в научных целях. Не удивлюсь, если господин адвокат отрабатывает на публике какие-нибудь тайные приёмы дрессировки. Уж больно замечательная чепуха находила у людей отклик, будучи вложена в его уста.
– Вот послушай мою историю, – сказал Степан Андреевич, беспардонно перебивая Ямáду, который в этот момент, активно