Мир за кромкой. Евгения Мулева
луну, что приведёт её обратно в божий мир и будет ему слава, и Рьяла примет его. Тридцать три дня он рыскал в тумане. Все силы истратил, испробовал все заклятия. Он звал, он просил. Но тёмен туман междумирья, слаба людская кровь. Он чувствовал, что Мора почти пожрала луну. И позвал Мору. И бестелесная тварь явилась ему. «Отдай мне своё имя! – велела Мора. – Отдашь, верну луну». Он знал, что имени называть нельзя. Но и без луны вернуться не мог. Он назвал своё имя, и Мора поглотила его. Вся его кожа стала огнём, он мучался, стонал, он звал других богов, своих братьев и дядьёв. Пламя стихло – его кожа стала изумрудной чешуёй. «Теперь ты можешь унести луну», – сказала Мора, и он смог понести луну. В туманах Моры луна перестала сиять, в его костистых пальцах она стала каменной и холодной.
«Отпустишь в небо и станет она прежней», – напутствовала Мора, напитавшись его именем Мора стала сытой и сговорчивой. Он подождал пока Мора уснёт, а после отрубил ей голову и выпил её кровь, в надежде возвратить имя, но имя не вернулось. И стал он просто Змий.
Он вышел из тумана Кромки не тем, кем вошёл. Да и к тому же, он заблудился и попал не в Брумвальдский дворец к богам-правителям, коим хотел вручить луну. Боги-правители щедро бы наградили Змия за это и повесили бы луну обратно на небо. Он вышел в город и город тот был раем. Он шёл и смотрел, и сердце его, напитанное кровью Моры, стало черным-черно от зависти. Боги жили лучше людей. Боги уносили себе все богатства людей. Боги не знали болезней, старости и нищеты, и уходили в края Моры, когда сами того желали. Змий понял, что не вернёт луну богам. Он пересёк Кромку и оказался в родной деревне. Он собрал вокруг себя верных товарищей и каждому в кубок плеснул крови Моры, а каждый кто выпил – стал драконом под стать ему. Назвал он своих воинов ревилами, и были они чародеями силы невиданной, силы равной богам. Собрал Змий войско и не было войску числа, и не знало оно пощады. И выгнали они детей Рьялы из Брумвальдского дворца.
Из луны Змий выплавил корону и нарёк себя царем.
***
В зале как всегда шумно и как всегда воняет. Мне сделалось дурно, захотелось ухватиться за стену, тоже грязную, тоже липкую – ближе к вечеру тут все становиться грязным, шумным и липким. Захотелось ухватиться и сползти. Но я сглотнула и потащилась дальше через зал, прилепив ко рту туповатую улыбку.
«Две кружки тёмного, сосиски…» – черкнул карандаш. Будет готово через пятнадцать минут, улыбнуться и исчезнуть, улыбаюсь и исчезаю. На кухне тоже шумно и тоже воняет: всё скворчит, дымит, сбегает. Сосиски, жаркое, три порции, омлет. И снова в зал, через бар, от бара к столикам, обратно.
Лорри, вытри четвёртый! Я поплелась за шваброй и к четвертому. Там кто-то наблевал.
У стойки меня схватили за руку. Зютова срань! Можно мне хоть одну нормальную смену? Я повернулась. Готова врезать шваброй.
– Девушка, – сказали мне и руку выпустили, уже что-то, – простите, – добавили совсем тихо. За стойкой молодой мужчина, нет, он не хотел меня лапать, он выглядит так, будто сейчас рухнет с высокого стула. Весь