Иван и Алевтина. Валентина Андреевна Степанова
деревянные счеты, и стоял арифмометр «Феликс». Эти счетные устройства с потертыми рычажками, циферками, отшлифованными «костяшками» были в полном Маринкином распоряжении. Сломать их было невозможно – считай, сколько хочешь! А еще, когда родители уходили, то ей выдали большой синеватый лист грубой бумаги из амбарной книги и простой карандаш. Заняться было чем, но все равно было скучно. Огромное окно, выходящее в закрытый со всех сторон фабричными корпусами двор, состояло из множества небольших стеклянных квадратов. Марина начала их считать, оказалось целых двенадцать штук. Она умела и вообще любила все подряд считать! Вот столов в комнате тоже насчитала двенадцать. А электрических лампочек, спускавшихся на проводах с потолка, было только четыре. За окном стало все серым и эти несколько лампочек совсем плохо освещали эту большую комнату. Они отбрасывали корявые тени от столов на стены и пол. Марина сползла с маминого стула и пошла к папиному столу. На нем все было по-другому! Лежали огромные амбарные тетради с желтой, зеленой и голубой бумагой. Именно в них и записывали своими перьевыми ручками фиолетовыми чернилами из чернильниц свои расчеты сотрудники, столы которых стояли двумя рядами до самой двери. На столе у отца стоял деревянный стакан. В нем было много карандашей и две-три ручки с разными перьями, а синий карандаш вместе с красным был один (с одной стороны один цвет, а с другой – другой)! Были еще такие химические карандаши, если их послюнить, то они писали синими «чернилами», но их брать категорически Марине запрещалось. Даже, если этот карандаш и возьмешь без разрешения, то все равно заметят – рот будет в чернилах. Как им писали взрослые и не пачкались, она пока не понимала!
Родители ушли на совещание к директору. Часы над дверью тикали очень медленно. И тут в голове мелькнула проблема, «за которую не отругают»! Марина осторожно слезла с папиного стула и пошла мимо чужих высоких столов к двери. Она открылась без скрипа и легко, хотя была очень толстой. Огромный коридор, в который выходило несколько дверей, освещался одной тусклой лампочкой под высоченным потолком. За какой из них находились мать с отцом, ей было совсем непонятно. Марина пошла искать. Она потрогала почти все ручки на втором этаже – двери оказались заперты, и только одна поддалась ее детским рукам. Комнату заливал яркий свет. Между окон висели большие портреты дедушки Ленина и Хрущева. У дверей письменный стол с пишущей машинкой, тонкой белой бумагой и графином полным воды. В комнате никого не было. Слева находилась большая дверь, а за ней сразу еще одна, которую девочка смогла приоткрыть… Комната за дверьми была огромной и светлой. Там было много взрослых, которые сидели за высоким длинным столом (прямо на уровне её глаз), покрытым зеленым сукном. Дядя, где-то вдали, замолчал. Сердце Марины просто почувствовало, что её мама именно здесь, и она воспользовалась этой паузой.
– Мама, я писать хочу! – пропищала она в дверях. Откуда-то, под дружный хохот присутствующих, выскочила красная мама. Она взяла Марину за руку